Наследницы
Шрифт:
— Со счета сбилась, — весело ответила Саша и добавила, рванув машину с места: — Но чтобы вот так, ночью, в глушь, по первому зову, — это только ты. Только к тебе.
Саша кружила по комнате, распекая мать и сына, понуро сидящих за столом:
— …Нет, я все-таки не понимаю, как можно было ночью к незнакомому человеку бог весть куда!!! А если бы эти мошенники велели вам привезти деньги?! Господи!!! Да вас бы уже на свете не было!
— Мам, но там был «Этюд» — лучшая картина деда! — крикнул Андрей.
—
— Оставь мальчика в покое, — заступилась за внука Галина Васильевна.
— Плевать, — пробормотал Андрей. — Главное — спасти картину! Вернуть ее.
— Молодец! — одобрительно вставила Галина Васильевна.
— Куда вернуть? Кому? Вовке? — не унималась Саша. — Чтобы он потом загнал ее по дешевке…
— Это наш долг, — голосом полным достоинства негромко, но выразительно сказала Галина Васильевна.
— Долг перед кем? — Саша потянулась за сигаретами, но, передумав, взяла из вазы конфету, нервно развернула фантик и положила обратно в вазу.
— Перед дедом! — невозмутимо ответил Андрей.
— Перед потомками… — добавила Галина Васильевна.
Саша всплеснула руками.
— Филантропы! Вы думаете, вам спасибо скажут? Проснется наш маэстро и расплачется…
— Не ерничай, стыдно. — Галина Васильевна с осуждением посмотрела на дочь. — Ни твой отец, ни мы с Андреем не заслужили этого.
Как будто опомнившись, Саша вдруг остановилась, устало опустилась на стул, закрыв лицо руками.
— Мам, ну прости, извини меня, я… — она взяла фантик и скатала его в шарик, — я очень перенервничала, понимаешь… ты даже представить не можешь, что я пережила… здесь… когда…
— Ладно, Саш, три часа ночи, — прошептала Галина Васильевна, вставая из-за стола. — Мы с Андрюшей смертельно устали…
— Смертельно! Вот именно! — вновь завелась Саша. — Вы рисковали смертельно! И ради кого?! Если вдуматься…
— Ради Володи, — стояла на своем Галина Васильевна, — ради его наследия.
— Альтруисты! — негодующе воскликнула Саша. — Это ты, мамочка, воспитала из него фаната дедушкиной… мазни! — Саша вперила в мать гневный взгляд. — Жаль, маэстро не успел оценить Андрюшкиной жертвенной любви! Иначе не отписал бы все Лериному сыну…
— Да, воспитала, — согласилась Галина Васильевна, в упор глядя на дочь.
— Пойду посуду помою, — сказал Андрей и, собрав тарелки, вышел из комнаты.
— Да, — повторила Галина Васильевна, — Андрея воспитала я. Кто-то ведь должен был воспитывать парня, пока его мать… — она понизила голос до шепота и жестко закончила, — кочевала из одной постели в другую!
— Это неправда! И ты сама это знаешь, — обиженно сказала Саша.
Зазвонил телефон. Галина Васильевна взяла трубку.
— Алло!
— Мам, — зашептала Саша, — если это Глеб, скажи, что я уже сплю.
— Да, Глеб, да… Простите, но она уже легла спать…
Галина Васильевна положила трубку, села на диван и внимательно посмотрела на дочь.
— Ладно, садись, поговорим. — Тяжело вздохнув, она рукой показала дочери на место рядом с собой. — Ну что, так и будешь по отелям да по квартирам… тайком… вечно в пробках?.. Ты что думаешь, я ничего не замечаю? Ты посмотри на себя. Извелась вся. — Она с сочувствием посмотрела на дочь. — Саш, тебе замуж пора.
— Да за кого замуж-то?
— Как за кого? Вот за него… — Галина Васильевна выразительно посмотрела на телефон. — Ведь ты же с ним и в круиз ездила, и Новый год встречала… И по четыре часа в пробках стоишь…
— За него не могу.
— Почему?
— Потому что у нас так складываются обстоятельства.
— Ага, понятно, что ничего не понятно… А Илья?
— А Илья, — Саша улыбнулась, обняв мать за плечи, — он мой друг… Ну что? Все? Или еще будут вопросы?
— Друг… — Галина Васильевна покачала головой, — ну тогда я ничего не понимаю…
Частная клиника потомственного доктора Астровского находилась в тридцати километрах от МКАД и занимала территорию в несколько гектаров. Место было красивое — сосновый бор, небольшие живописно заросшие прудики с лилиями, японский сад — все это должно было благотворно воздействовать на пациентов, вселяя в них радость жизни и желание выздороветь. Раз в год Ираида Антоновна ложилась в клинику для профилактического обследования и лечения. Многие годы ее наблюдал Астровский-старший, с которым она дружила более пятидесяти лет. Они познакомились еще в лагере. После его смерти, десять лет назад, она перешла «по наследству» из рук отца в руки сына. Для Астровских Ираида Антоновна была почти что членом семьи. В клинике она чувствовала себя как дома, не изменяя себе и своим привычкам.
После утренних процедур Ираида Антоновна, наведя марафет и перемерив несколько шляпок, выезжала в кресле-каталке на прогулку. Если погода не располагала к таковым, медсестра выкатывала ее на большую крытую террасу, где стояли небольшой круглый стол и несколько плетеных кресел для посетителей.
— Таня, — разглядывая себя в зеркало, обратилась Ираида Антоновна к молоденькой медсестре, — тебе не кажется, что эта шляпка меня старит?
— Мне так не кажется, совсем даже наоборот, — бодро ответила медсестра.
— Ну хорошо. — Ираида Антоновна метнула взгляд на сверток, который лежал на столе. — Это что там такое?
— Сегодня утром вам передали.
— Что? От кого? Открывай, посмотрим, что там за хрень.
Таня принялась распаковывать сверток, выставляя на стол его содержимое.
— Что это?! — с ужасом воскликнула Ираида Антоновна.
— Яблочное пюре… — начала было перечислять медсестра.
— Кошмар! От кого это?
— От Валерии Игоревны.
— А ну немедленно набери мне ее, — властно потребовала старуха.