Наследник для медведя
Шрифт:
— Я? — Меня парализовало.
— Вика, мы — звери нежные, — прошелся он подушечками пальцев вдоль позвонков шеи и обхватил ее, положив большой палец на губы. — Любим тискать друг друга. — И он прихватил мочку уха губами, отчего я вздрогнула и задышала чаще. — Совсем не хочешь меня обнять?
— Рэм, — хрипло выдавила я, — я не привыкла…
— Я знаю. Но хочу, чтобы хотя бы попробовала.
Он помог мне выпрямиться у него на коленях и посмотрел в глаза. Я тяжело сглотнула:
— Мне сложно…
— Все
Наверное, в этот момент в вены выплеснулось не меньше адреналина, чем когда он наступал на меня медведем. Я смотрела в его глаза, искрящиеся радужками на солнце, и испытывала только одно желание — провалиться сквозь пол, сбежать, забиться в самый темный угол и зажмуриться. Но вместо этого только вытащила руку из его и слезла с колен:
— Не надо…
— Хорошо, не буду, — проследил он за мной.
— Прости, — переползла на соседнее кресло.
— Ты прости, — перевел он взгляд вдаль.
Повисло неловкое молчание.
— Так а… что с твоим братом? — выдавила, стараясь глупо заполнить пустоту. Мне сейчас было плевать на его брата. Хотелось оправдываться, объяснять, что я, вероятно, какая-то калека, потому что это ведь действительно просто… — Ладно, давай еще раз…
Я решительно поднялась, подошла к Рэму и уселась обратно к нему на колени, чувствуя себя полной дурой. Он перевел на меня взгляд:
— Тебе обязательно нужна доля вероятности, что я тебя убью, чтобы прийти ко мне? По-другому не можешь? — усмехнулся он.
— Определенно, нет. Не в этом проблема.
— Тогда в чем? — прорычал он, притягивая к себе за шею. — Вика, тебе не нужно мне что-то доказывать и завоевывать мое внимание. Я — твой.
— Да что ты все заладил?! — взвилась я.
Но он не дал снова сбежать:
— Да потому что ты шарахаешься от этого, как черт от ладана! — оскалился он и прижал к себе. — Дикарка, черт бы тебя побрал!
— А ты и побрал!
— Вот и не дергайся. — Он довольно запустил пальцы мне в волосы и скривил губы в усмешке: — Привыкай. Принудительно.
— Ну куда уж мне по-другому! — закатила глаза, но довольного вздоха скрыть не удалось. — Так что с братом?
— Пока ничего, — жмурился он на солнце так, будто это я его гладила. И я протянула руку к его носу, повинуясь порыву, и провела пальцем… в миллиметре от которого вдруг клацнули зубы.
— Черт! — дернулась я и забилась в его руках. — Да ну тебя!
— Что там у вас стряслось? — послышался окрик Ниры под балконом.
— Нормально все! — смеялся Рэм, скручивая меня.
— Не буду больше тебя трогать, понял? — пыхтела я. — Ненормальный! Бешенный!
— Да-да, зайчонок, — рычал он над ухом. — Делаешь меня ненормальным…
— Невоспитанный!
— Тш, — прижал он к себе снова. — Прости, не устоял…
— Доведешь
— Мне нравится в тебе то, что боишься, а все равно лезешь… Отважная маленькая зайка…
— Да, это я, — вяло ерничала, находя его объятия все более привлекательными.
Из его груди вдруг раздалось довольное протяжное рычание, и я снова замерла, растерянно моргая. Наверное, никогда к этому не привыкну. Каждый раз вспоминаю его там, на террасе, в образе медведя и умираю от страха.
— А что случилось с твоими родителями? — спросила тихо, вслушиваясь в неровное биение его сердца, привычно отсчитывая норму пропусков и ускорений ритма. Для оборотней такой ритм — норма.
— После смерти мамы отец ушел… Обернулся медведем. Тогда мы думали, он просто не мог терпеть горе, а в звере было легче. Но потом поняли, что он не вернется. Мы с Раином по очереди бегали за ним по лесу, пока однажды не потеряли. — Он помолчал немного, прежде чем продолжить. — Я потерял.
— Наверное, он не очень хотел найтись, — неуклюже вставила я.
— Ты права, — погладил по волосам. — А потом начали терять жителей одного за одним.
— В основном, медведей.
— Да. Половина всех обернувшихся безвозвратно — медведи.
Я не занималась этой историей. Мне не было дела до проблемы их «озверения». На мой взгляд, это никак не должно было сказаться на численности. А теперь я оказалась сердцем к сердцу с мужчиной, для которого потеря была настолько сложной, что он ее до сих пор не пережил, судя по перебоям в биении сердца. И мой мир перевернулся.
41
— А как ты попал к священнику? — решила отвлечь его.
— Отец мечтал, что мы с Раином закончим Университет. Но денег хватало впритык, и мы жили с братом в парке… — Рэм усмехнулся. — Спали медведями под декоративной альпийской горкой.
— Кошмар, — покачала головой.
— Ну вот когда однажды проснулись с иглой от транквилизатора в спинах, пришлось что-то менять. Сандингтон был единственным преподавателем, который относился к нам по-человечески. И он единственный поручился тогда за нас в полиции.
— Он классный, — улыбнулась я, вспоминая улыбчивого священника.
— Да, — усмехнулся Рэм. — За то, что приютил нас, его отлучили от церкви. Но, честно говоря, по-настоящему праведному человеку плевать на мнение кого бы то ни было. Он продолжал преподавать на кафедре и вести служения по воскресеньям. А мы помогали ему, как могли.
— Он чем-то болен? — припомнила я пакет, что принес ему Рэм в день нашего бракосочетания.
— Рак.
Я вжалась в его грудь виском. Рэм был соткан из потерь. Отец, мать, Сандингтон… и, похоже, брат. Почему-то вжаться в него вдруг стало легко. Я обхватила его за талию и прикрыла глаза.