Наследник двух Корон
Шрифт:
И, вообще, Карл XII с 8000 армией разгромил 80 000 армию русских Царя Петра Первого! Вперед, шведы! Во славу Отчизны и Короны! Впереди легкая и славная прогулка в Санкт-Петербург!
Но, как водится, что-то пошло не так. Спешно выдвинутая шведская армия не успела. На Русский Престол Елизавета вошла без их прямой помощи и тут же отказалась выполнять обещанное им на словах. Равно, как приказывать русским войскам не оказывать сопротивление шведской армии она тоже отказалась наотрез. Шведы оказались на марше, идя навстречу разворачивающейся армии России. И всё бы ничего, но на подготовку такого предприятия, как большая война, Швеции требовался ещё год. Толку
Шведские командующие, видя недостаток, не решались на генеральное сражение, заманивания русских вглубь Финляндии, рассчитывая на растянутость линий снабжение российской армии и на то, что территория перед русскими уже разорена шведской армией при отступлении.
Территория за территорией. Крепость за крепостью брались русскими. Среди шведских солдаты шли разговоры об измене их командиров, тем более что ряд комендантов крепостей действительно быстренько присягнули (вместе со своими солдатами) русской Императрице.
Солдаты и даже офицеры плакали, оставляя свои города. Дисциплина падала. Началось массовое дезертирство.
В общем, перед нами Гельсингфорс во всей красе и со всеми проблемами. Как там: «Карл XII с 8000 армией разгромил 80 000 армию русских?»
Ну-ну.
Впрочем, и в русской армии были свои проблемы. Например, адмирал Мишуков наотрез отказывался вести свою эскадру на блокаду и обстрел Гельсингфорса. Причины всякий раз называл разные, то его корабли нужны будут для блокады Або, то ветер встречный, то попутный, но слишком сильный, то неизвестен фарватер, то то, то сё.
И командование флотом ему указывало, и правительство в Санкт-Петербурге требовало, и даже Императрица подписала Высочайший указ, но слишком сильные и влиятельные были у Мишукова покровители. Они даже организовали новый Высочайший указ Елизаветы Петровны: «журналов не требовать, и что определено было взять у него, то оставить».
По итогу разбирательства Мишуков послал всех по известному адресу, и сославшись на указ Императрицы, отказался предоставлять судовые журналы.
Короче, Мишуков благополучно дослужился до 1762 года, пока новый Император Петр Третий не выгнал его из флота без пенсии и с волчьим билетом. И никакие связи Мишукову не помогли. Эту историю я от деда кавторанга слышал. Вспомнилось вот, к случаю. Добра от этого адмирала не будет. Надо куда-нибудь этого перестраховщика услать. Антарктиду что ли пусть откроет? Думаю, тётка против не будет.
* * *
КОРОЛЕВСТВО ШВЕЦИЯ. ОКРЕСТНОСТИ ГЕЛЬСИНГФОРСА. ЛАГЕРЬ КИРАСИРСКОГО ПОЛКА. 22 августа (2 сентября) 1742 года.
Так пребывая в лёгкой задумчивости, я добрел на своей Изабелле до лагеря Кирасирского Его Королевского Высочества Герцога Гольштейн-Готторпского, то есть меня, полка. Приютили моё Высочество второго дня кирасиры. Выделили своему шефу и его гофмаршалу весьма вместительную палатку.
Я как приехал, был принят с настороженностью. Тем же Ласси, хоть он и командующий и человек по всему хороший. Но, его понять можно. Государыня, случись что со мной, ему голову снесёт, ни на какую освобождённую Финляндию не посмотрит. Для офицеров же, я вообще был невиданный зверь. Целый полковник в теле корнета. Да ещё Высочество. Королевское. Вот как при таком материться? Ну или скабрёзности
Здесь вообще вечерами весело. Луны нет, но ночи светлые. Потому сидят все у костров греются допоздна. Вот и сейчас гогочут над чем-то. Подхожу к костру. Точно! Самый известный правдивый человек травит байки, а корнет Романус ему для русских переводит. Так что сначала ржут немцы, а потом русские узнавая, как Мюнхгаузен облетал Очаков с разведкой сев на пушечное ядро. Про лошадь на колокольне я уже вчера байку слышал.
Запели. Душевно так с расстановкой. На русском. Но немцы подпевают, и ухмыляются:
'Ох уеэээхал, Ох уехал на маневры.
К себе в роту, К себе в роту кирасир.
Яму дальняя дорога.
он же в роте, он же в роте командир….'
Охальники, тянут слова интересно. Подогреваясь между куплетами шведскими горячительными трофеями.
'Погибать… Погибать нам рановато.
Только с ранами, Только с ранами лежать.
Дырка в жоолтам, Дырка в желтом доломане.
Я б ее… я б ее бы не зашил…'
Весело, но верно поют. Такова она армейская жизнь.
Подсаживаюсь, принимаю кубок. Продолжаю вливаться в компанию. Часа через два доходит черёд и моему Высочеству что-нибудь для общества предложить. Прошу гитару.
Небольшая пятихорная итальянка шествует мне по кругу от подпоручика Нелидова. Десять спаренных струн, лад барочный, но я за три года приспособился уже. Что бы сослуживцам изобразить? «Давным-давно» спеть? Пока я не заслужил такой песни. А вот для них у меня песня есть.
'Кавалериста, век не долог
И потому так сладок он…'
Смешки стихают. Романус шепотом переводит Мюнхаузену и другим нашим немцам. Всё же с одиннадцати лет солдатствует австрияк в России. Думаю и сам стихи уже писать может.
'Не раздобыть надежной славы,
покуда кровь не пролилась…'
Это про меня. Пока я тут уже не чужой. Но и не свой — в деле они меня не видели. Да и увидят ли? Старый лис Ласси мне геройствовать не даст.
'Крест деревянный иль чугунный
назначен нам в грядущей мгле…'
Пока крестов то наградных тут нет, но в одном кругу и бывшие крестьяне, и графы с князьями сидят. Так что кого-то под чугунной плитой с крестом и похоронят, а кого-то просто под деревянной крестовиной, может даже без надписи.
'Не обещайте деве юной
любови вечной на земле!..'
Все молчат. Даже кубки не поднимают. Романус отвернулся. Вытирает глаза. Есть видно, что уже юноше вспомнить. Не то что здешнему мне. Поворачивается молча наливает кубок. Поднимает его. И выпивает залпом. Офицеры отмирают и повторяют за ним. Корнет уходит. Потихоньку и остальные встают. Поздно. И мне пора уходить. Брюммер вот наверно давно уже третий сон видит.
* * *