Наследник фортуны

Решетов Евгений Валерьевич

Закончилась же моя тренировка тем, что мне даже не удалось встать с кресла. Ноги отказались служить мне. Дыхание со свистом вырывалось из ходящей ходуном груди, а на лбу выступили градины пота. Каждый мускул моего тела налился свинцом, а в солнечном сплетении поселилась противная пустота. Она напоминала ноющую зубную боль, о которой хрен забудешь. Однако практически у любого солдата со временем вырабатывается суперспособность спать в какой угодно позе в каком угодно состоянии. Вот этот навык и помог мне захрапеть прямо на кресле.

Проснулся же я от какого-то

настойчивого трезвона и сперва мои вялые после сна мозги вообще не поняли, что происходит. Мне лишь подумалось, что у кого-то противнейший рингтон на телефоне, от которого аж зубы ломит. Но потом я сообразил, что это у меня такой рингтон. Его издавал громыхающий позолоченный телефонный аппарат, прикорнувший на стеклянном журнальном столике, обосновавшемся в другой части гостиной. Далеко-то как… Но прислушавшись к себе, я понял, что после сна магическая энергия восстановилась, а тело уже не собиралось помирать от слабости. Правда, ужасно хотелось есть и пить. Особенно пить. Аж язык прилипал к нёбу.

Я облизал сухие губы, встал с кресла, добрался до телефона и схватил трубку с накладками из пожелтевшей слоновой кости.

— Никита Алексеевич слушает, — прохрипел я, заметив краем глаза прибежавшего на дребезжание кота. Видать, в апартаменты, пока я спал, заглядывал Фомич.

— Ох, как долго ты отвечаешь! Я уже утомилась ждать, — пожаловалась Елизавета Васильевна и тут же вкрадчиво, с лёгкой ревностью добавила: — Или тебе было некогда? Ты не один, mignon ami?

— Один. Просто изволил почивать после тренировки магического дара.

— Не переусердствуй, душа моя. Дар — очень хрупкий инструмент, — просветила меня вдова повеселевшим голоском. Впрочем, маятник её настроения снова качнулся в другую сторону, и она уже далеко не так весело поинтересовалась: — Твой секундант уже перемолвился с секундантом Пацци?

— Угу. Дуэль назначена на вечер среды.

— Значится, завтра по полудню я нанесу визит этой клуше Орловой и по всей форме принесу ей свои извинения… — безрадостно проговорила девушка и многозначительно замолчала, словно ждала от меня каких-то слов. И каких? Она хочет, чтобы я принялся её отговаривать? Или наоборот — хвалить её поступок?

— Это полностью ваше решение, сударыня, — дипломатично сказал я и прямо с трубкой в руке присел на ковёр, чей длинный ворс напоминал мягкий мох.

Лизавета никак не прокомментировала мои слова и перешла к другой теме:

— Precieux (драгоценный, фр.), семена нашей с тобой легенды упали на благодатную почву. Я по секрету поведала парочке сплетниц о том, что ты — сын графа Врангеля. И теперь этот слух, точно лесной пожар разбегается по Петрограду. Уже совсем скоро всё высшее общество будет обсуждать тебя, душа моя.

— Благодарю.

Внезапно из трубки донеслись торопливые шаги, потом раздался приглушённый женский голос и ответ Романовой:

— Сей момент, уже иду, — затем она обратилась ко мне: — Папенька вернулся с охоты. Я должна поприветствовать его. До скорой встречи, Никита.

— До скорой встречи, — мягко сказал я и положил трубку.

Итак,

маховик моей легенды начал раскручиваться. А вот игра Романовой так и не становилась прозрачнее, но чем ближе будет дуэль — тем яснее станет, чего же именно она хочет. Стрельбы или полюбовного решения этого конфликта?

Я поднялся с ковра и решил, что сейчас самое время отобедать. Только идти стоит не в «Купца Петрова», а в другой трактир, дабы не создавать себе любимых мест, коими могут воспользоваться мои явные и скрытые враги.

Процесс нахождения новой кормушки и, собственно, сам обед заняли у меня не больше часа, а затем я вернулся в апартаменты и снова стал тренироваться. Но мои манипуляции с даром были уже не такими иссушающими, как первая сегодняшняя тренировка, а то ведь так и надорваться недолго. Однако к вечеру я всё равно порядком вымотался и замертво повалился на кровать. Но «мертво» было только моё тело, а вот мысли роились в голове живее всех живых. И кружились они вокруг свалившихся на меня проблем. Интересно, я когда-нибудь буду просыпаться по утрам и думать не о том, как разрулить очередную порцию проблем, а что съем на завтрак и с какой моделью увижусь вечером? И вот с этой мыслью в голове я и уснул.

Утром же, около семи, я проснулся, сделал зарядку и вышел вон. Кажись, сегодня погода решила побаловать горожан. Несмотря на первый день осени стоял полный штиль, а воздух был сух и прозрачен. Даже показавшееся из-за черепичных крыш солнце собралось с силами и принялось согревать городок почти по-летнему.

Шикарно! Вот такое утро мне нравилось. Однако его испортил высокий, широкоплечий мужик в сюртуке и перчатках. Стоило мне выйти из особняка, как он выскочил из припаркованной чёрной машины и двинулся ко мне, на ходу надевая котелок. Я сразу же почувствовал запашок неприятностей, а мой потяжелевший взгляд метнулся к машине. В ней с такого расстояния можно было разглядеть силуэт водителя.

— Не торопитесь, сударик, у меня к вам есть разговор, — насмешливо произнёс топающий ко мне мужик и скривил бесцветные губы в жёсткой усмешке. Его глаза вперились в меня взглядом коршуна, а в движениях сквозила вальяжность и уверенность в собственных силах. На вид ему было лет тридцать. И он их явно провёл не на перине. Маг-дворянин? Вряд ли. Взгляд не тот. Скорее он выбившийся «в люди» простолюдин, а такой и исподтишка не побрезгует ударить. Опасный противник. Да ещё на голову выше меня. Но о бегстве я даже не подумал. Логичнее узнать, что он от меня хочет.

Глава 25

— Вы ведь Никита Алексеевич Шипицин? — нагло спросил мужик, оказавшись передо мной. От него пахло парфюмом и табаком.

— Да, имею честь им быть. А вы кто?

— Кто я, тебе знать не обязательно, мальчик, — перешёл он на снисходительный тон. — Важно то, что я поведаю тебе. А сказ мой прост. Тикай из столицы, и чтобы духу твоего тут более не было. Уяснил?

Его палец больно воткнулся в мою грудь, а возле уголков исказившегося в усмешке рта появились глубокие складки.