Наследник имения Редклиф. Том второй
Шрифт:
— Такъ вотъ какъ, — сердито сказалъ, однажды, старшій сынъ Ашфорда — Эдуардъ. У насъ нынче въ сочельникъ и пвчихъ не будетъ? Вс они собираются въ Рэдклифъ-паркъ.
— Грустно будетъ бдному молодому человку проводить святки одному, въ такомъ большомъ дом, - замтила мать. — Не пригласить ли намъ его къ обду, какъ ты думаешь? сказала она, обращаясь къ мужу.
Пока мистеръ Ашфордъ собирался еще отвчать, мальчики подняли такой гвалтъ, возставая противъ предложенія матери, что вопросъ тутъ же и поршили:- не портить праздника, приглашая къ себ въ домъ совершенно незнакомаго человка.
Гэй, съ своей стороны, съ ужасомъ помышлялъ о сочельник. Воспоминанія о томъ, какъ проводился этотъ вечеръ въ Гольуэл, раздирали его сердце. Съ первой минуты по прізд въ Рэдклифъ, онъ неутомимо занялся длами по имнію; многое устроилъ для пользы народа, а все свободное время
Самая природа съ ея красотами, море и лсъ — эти врные товарищи его дтства, все потеряло прежнюю прелесть въ глазахъ Гэя. Разлука съ Эмми какъ будто увеличила любовь Гэя къ ней, онъ думалъ и видлъ везд только ее одну.
Упадокъ душевныхъ силъ увеличилъ наклонность Гэя къ меланхоліи. Ему все чаще и чаще приходили на память страшные эпизоды изъ жизни его предковъ. Мэркгамъ, эта живая лтопись, иногда по цлымъ часамъ разсказывалъ ему вечеромъ, отрывки изъ жизни его дда. Старикъ какъ бы нарочно не щадилъ своего слушателя и, развивая передъ нимъ длинный свертокъ фамильныхъ преданій, не пропускалъ ни одной подробности, чтобы страшнымъ примромъ оградить Гэя отъ вліянія пагубныхъ страстей, и спасти юношу отъ участи его предковъ. Отецъ Гэя былъ его славой, его гордостью; онъ его самъ вынянчилъ и любилъ, какъ сына. Покойный мистеръ Морвиль былъ старику дороже, чмъ Гэй. Предоставленный съ дтства надзору дядьки, онъ учился въ школ, выбранной для него Мэркгамомъ, все, что онъ ни длалъ, все это разршалось и запрещалось однимъ Мэркгамомъ, немудрено, если старикъ никому не поврялъ всего того, что онъ перечувствовалъ, когда молодой Морвиль погибъ ужасной смертью. Одинъ Богъ былъ свидтелемъ его тайной скорби. Ему пришлось въ первый разъ въ жизни разоблачить передъ Гэемъ все, что накопилось впродолженіе 20 лтъ въ его преданномъ сердц. За то онъ съ какимъ-то благоговніемъ описывалъ ему, что за красавецъ былъ его отецъ, какіе у него были прекрасные, черные глаза, что за походка, и все это вмст съ умомъ, съ блестящими способностями — заключилъ Мэркгамъ:- все погибло, вслдствіе его вспыльчивости и необузданности характера. Онъ былъ въ дтств кроткимъ мальчикомъ, и не смотря на безпечность и на невниманіе къ нему отца, онъ такъ его нжно любилъ, что если бы тотъ далъ ему хотя малйшее воспитаніе, изъ него вышелъ бы отличный человкъ. Послднія слова Мэркгама объяснили теперь Гэю, въ чемъ именно состояли страшныя угрызенія совсти, мучившія его дда. Покойный сэръ Гэй укорялъ себя не за одну смерть сына, нтъ, онъ чувствовалъ, что отдастъ отвтъ Богу и за самую жизнь сына. Мэркгамъ кончилъ, наконецъ, мрачную повсть и невольно раскаялся въ излишней болтливости, когда повнимательне вглядлся въ слушавшаго его Гэя. Онъ сидлъ молча, опустивъ голову, слезы сверкали на его глазахъ и глубокая тоска дышала въ каждой черт его блднаго лица.
— Что прошло, того не воротишь, — кротко замтилъ ему старикъ. — Не слдовало бы намъ съ вами, сэръ, поднимать старину, благо, что вс главныя дйствующія лица уже въ могил!
Дйствительно не слдовало, потому что впечатлительная натура Гэя выстрадала цлый адъ мученій впродолженіе этого вечера. Сцена смерти его отца дотого живо представилась его воображенію, что ему казалось, будто онъ самъ ее видлъ, самъ слышалъ предсмертный стонъ отца и послднее проклятіе дда. Онъ радъ былъ, когда Мэркгамъ замолчалъ; онъ точно очнулся посл тяжкаго, долгаго сна.
Разсказы объ отц разожгли въ Гэ страстное желаніе узнать также нкоторыя подробности и о покойной матери, которая служила для него постояннымъ идеаломъ чистоты, кротости.
— Чмъ она могла быть для меня въ настоящую пору! говорилъ онъ тоскливо, ворочаясь въ постел посл того вечера, когда Мэркгамъ разсказывалъ ему такъ много объ отц. — Какъ бы она меня успокоила, какъ берегла бы! она не отреклась бы отъ меня, какъ мистриссъ Эдмонстонъ,
Сэръ Гэй на другой же день отправился верхомъ въ гости къ мистриссъ Лэвирсъ съ тмъ, чтобы узнать отъ нея все то, что той было извстно про его мать.
Старушка не заставила себя долго просить и принялась разсказывать Гэю все, что она могла только припомнить.
— Мистеръ Морвиль пріхалъ ко мн съ молодой супругой совсмъ неожиданно, — говорила она: — и ужь какъ же я имъ обрадовалась! Мистриссь Морвиль была собою блдная, худенькая, съ прекрасными голубыми глазами и волосами свтлыми, какъ ленъ. Все-то она ластилась къ мужу, и цловала его, точно ребеночекъ, который боится, чтобы его няня не бросила.
— Бдняжка! продолжала трактирщица, утирая слезы:- ужъ какъ же она перепугалась, когда онъ собрался узжать къ отцу, кинулась ему на шею, заплакала и дотого встревожилась она, что онъ оставляетъ ее одну, что мистеръ Морвиль послалъ за мной и просилъ меня походить безъ него за барыней и успокоить ее. Вы не поврите, до чего было трогательно видть, что онъ, такой рзкій, нетерпливый со всми, былъ съ нею кротокъ и тихъ, какъ ягненокъ. Она долго его не отпускала отъ себя, все умоляла поскоре вернуться, наконецъ, онъ положилъ ее на диванъ и лаская началъ уговаривать: «Полно, полно Маріанна, говоритъ, перестань! Будь умница, я сейчасъ вернусь домой.» Я до сихъ поръ не могу забыть, что это были послднія его слова на земл.
— Ну, а потомъ что было? въ волненіи спросилъ Гэй.
— Потомъ, онъ ухалъ верхомъ, а она горько заплакала, но спустя нсколько времени развеселилась и долго со мной разговаривала. Я даже помню, что она назвала мн нсколько любимыхъ псенъ мистера Морвиля и вполголоса пропла нкоторыя изъ нихъ.
— Не можете-ли вы вспомнить эти псни? съ живостью спросилъ Гэй.
— И - и! сэръ! да у меня никогда и голосу не было, — возразила мистриссъ Лэвирсъ. Слушайте-же. Мы съ ней очень разговорились, она смясь описывала мн свое путешествіе по Шотландіи и начала даже дурачиться — но только меня ни на шагъ не выпускала изъ комнаты и все твердила «ахъ! скоро-ли мужъ прідетъ?» Я заварила ей чаю, уговаривала ее лечь въ постель, но она не соглашалась, хотя видно было, что она очень утомлена.
— Мужъ сейчасъ вернется, — говорила она:- возьметъ меня съ собой въ Рэдклифъ, онъ разскажетъ мн какъ его тамъ приняли, что онъ видлъ въ дом. — И бдняжка все прислушивалась у окна, не слышно-ли стука копытъ лошади. Я ее все утшала, говоря, что чмъ дольше онъ будетъ у отца, тмъ лучше. Вдругъ, меня позвали внизъ, бгу туда — вс люди въ смятеніи; извстіе уже прилетло — откуда и какъ? — никто не зналъ. Я еще порядкомъ не успла опомниться, какъ вдругъ на верху раздался страшный крикъ. Бдная мамочка врно она побжала за мной и съ верху лстницы услыхала, что говорятъ внизу. Я бросилась къ ней, гляжу, а ужъ она лежитъ на полу какъ мертвая. Съ этой минуты начались у ней муки.
— Она на слдующій-же день и умерла? — спросилъ Гэй, помолчавъ немного. Могла-ли она хоть узнать меня?
— Нтъ, сэръ! она скончалась полъ-часа спустя, посл того какъ вы родились. Я ей сказала, что родился сынокъ, но она какъ будто не слыхала или не поняла меня, упала назадъ на подушки, и съ ней сдлался обморокъ. Почудилось мн, будто она прошептала: Морвиль! но на врно не знаю. Черезъ нсколько минутъ ее не стало. Голубушка моя! заключила мистриссъ Левирсъ, обливаясь слезами. Я объ ней плакала какъ объ родной дочери, но потомъ поблагодарила судьбу, что она скончалась. Каково было-бы ей узнать, какой смертью умеръ ея бдный супругъ? Да, сэръ Гэй, прибавила старушка, не думала я тогда, что увижу васъ когда-нибудь стройнымъ, здоровымъ молодымъ человкомъ. какъ теперь. Я ужъ и тогда думала, что вы Богу душу отдадите, когда послала за мистеромъ Гаррисономъ, чтобы окрестить васъ. Испугалась, да сама и окрестила.
— Такъ это вы позаботились о моей душ, - сказалъ Гэй, оживившись мгновенно. Значитъ, вамъ я обязанъ боле, чмъ кому другому на этомъ свт.
— И - и, сэръ, помилуйте, — сказала улыбаясь мистриссъ Лэвирсъ, чрезвычайно довольная любезностью Гэя. Иначе нельзя было сдлать. Я васъ окрестила въ этой самой чашк изъ китайскаго фарфора, что стоитъ у меня вотъ тамъ, въ шкаф. Я берегу ее, съ тхъ поръ какъ зницу ока, и никому до нея дотрогиваться не даю.
— По правд сказать, я немного струсила, когда ршилась васъ крестить, но докторъ и вс окружающіе успокоили меня, говоря, что вамъ не дожить до прізда мистера Гаррисона. Я рада была, что хоть Мэркгамъ попалъ къ намъ въ свидтели, онъ посплъ какъ разъ вовремя, все возился въ Рэдклиф со старикомъ сэръ Гэемъ.