Наследник из прошлого
Шрифт:
— У меня свои методы, — небрежно ответил я. — Поясните-ка мне, ваше Блаженство, чего это вы так некрасиво со мной поступаете?
— Я тебе жизнь спас, Станислав, — устало сказал князь-епископ. — Тебе, наложнице твоей и твоему нерожденному ребенку. Ты перешел ту черту, после которой еще мог остаться в живых, и я решил отступить.
— Вы сдались, ваше Блаженство! — с горечью сказал я.
— Да ни черта ты не понял! — прошипел он. — Ты мальчишка, хоть и… тот, кем являешься. Сейчас не те времена, когда вдоль Дуная бегали дикари и резали друг друга почем зря. Жизнь стала сложна, Станислав. Она запутана до того, что даже я не вижу всех ее оттенков. А ведь я давно во власти! Ты любишь простые решения? Хочешь убить всех плохих людей, чтобы остались одни хорошие?
— Тогда зачем было уступать, если им невыгоден союз с папой? — я все еще не понимал.
— Они боятся тебя! — Яромир уставил на меня морщинистую кисть, покрытую стариковскими пятнами. — Они боятся тебя больше, чем папу Либерия с его ересью. Твое воцарение для них — это изгнание, казни и конфискации. Поэтому я отдал многое, чтобы купить тебе жизнь. Понимаешь ты это, Станислав? Я молю тебя, смирись! Прими наш договор, и тогда страна придет в равновесие.
— Империя прогнила насквозь, — упрямо сжал я зубы. — Я хотел очистить ее.
— Мечислав тоже хотел этого, — невесело усмехнулся Яромир. — Он победил всех своих врагов и умер в расцвете лет, не оставив сыновей. Ты хочешь и себе такой судьбы?
— А какую судьбу вы мне приготовили? — хмуро посмотрел я на него. — Я так понял, что мы скоро женим нашего императора, и цезарем станет его сын.
— Все так, — кивнул Яромир. — Мы уже ведем переговоры с королем Австразии, самым сильным из Меровингов. Империя должна примириться с франками, пока ты будешь воевать со степью. Что я приготовил тебе? Кстати, а зачем тебе власть, Станислав? Что ты будешь с ней делать?
— Я буду служить своей стране, — ответил я без тени сомнений. — Мне самому не так-то много и нужно. Я равнодушен к роскоши.
— Тогда зачем тебе императорская диадема? — откинулся в кресле Яромир. — Разве наш государь сейчас держит в руках нити управления огромной державой?
— Ты хочешь предложить мне… — я даже привстал в кресле.
— Да, — торжественно сказал Яромир. — Я хочу предложить тебе высшую власть. Князь-епископ — это великий логофет и глава Ордена святой Ванды-миротворицы. Какие еще полномочия тебе нужны? Да, этот пост лишен внешнего блеска, но именно туда сходятся все нити управления. Так ты согласен не претендовать на большее? Ты готов примириться с нашей знатью ради спокойствия страны?
— Готов, — хмыкнул я. — Необычно, но… Да, я согласен. Можешь передать этим сволочам, что я их пальцем не трону, если они будут вести себя прилично. Кстати, как они пропустили это?
— Я их немножко обдурил, — сухим, дробным смешком закатился старик, с довольным видом хлопая себя по коленям. — Я так долго торговался за всякую ерунду, что Артемий просто устал. А потом я начал давить на то, чтобы трон достался тебе, и он сопротивлялся изо всех сил. Когда я сдался, он подумал, что победил, хотя на самом деле победил я.
— Ну вы даете, ваше Блаженство, — в изумлении посмотрел я на него. —
— Выпей вот этого, — Яромир пододвинул ко мне один из двух кувшинов, стоявших на столе, а потом сам наполнил мой кубок. — Это фалернское, из наших итальянских виноградников. Рекомендую.
— А в том что? — показал я на второй.
— Я его уже попробовал, — поморщился князь-епископ. — Кислое, словно уксус. Я прикажу высечь хранителя своих погребов. Совсем обленился, негодяй! Такую дрянь смеет ставить на стол. Пей смело, Станислав. Фалернское у меня просто необыкновенное. Ты знаешь, я так рад, что мы с тобой договорились! Так рад! Ты даже не представляешь насколько.
Глава 27
Год спустя. Салона. Далмация. Римская империя.
Мария, так я назвал дочь в честь той, кто шел со мной рука об руку столько лет. Я не стал тащить своих женщин в Далмацию, это же долгие недели пути, и теперь, если так можно выразиться, наслаждался обществом юного императора и князя-епископа Яромира. Старик ехал в карете, обложенный мягкими подушками, и страдал так, словно был одним из своих подопечных в подвалах Черного города. Он у нас, оказывается, изрядный домосед, и путешествовать дальше, чем на день пути, терпеть не мог. Да и десятки сводок и донесений, поступающих в его кабинет со всех концов мира, сейчас копились в Братиславе, ожидая нашего возвращения. Зачем мы едем в такую даль? Регулярный съезд государей-Бериславичей, что проходил каждые пять лет, будет именно там, в Салоне.
Бронислав оказался неплохим пареньком, и слабаком отнюдь не был. Мать воспитывала его так, как и подобало потомку знатного рода. Он и на коне скакал, и работать клинком умел. Правда, делал он это скорее эффектно, чем эффективно, но я и такого не ожидал от мальчишки, выросшего на загородной вилле. Небезнадежен наш император, в общем. Пару часов в день мы с ним фехтовали и стреляли, и даже князь-епископ пальнул несколько раз из подаренного мной маленького пистолета. По вечерам после ужина мы садились рядом с его Блаженством и слушали, слушали, слушали. До чего же изменился мир! Я, еще недавно обладавший кругозором уличного воробья, перелетавшего с одной коровьей лепешки на другую, только успевал запоминать факты, фамилии и цифры. Слишком многого я не знал, проводя время в походах и муштруя войско, которое готовил к новой войне.
Я разместил и пороховое производство, и кузни, и литье в Карпатах, под защитой Торуньского замка, объяснив это просто: а вдруг заклятые друзья узнают наши тайны, и мы лишимся стратегического преимущества. А там на три дня пути ни одной живой души, кроме лесного зверья. Белые хорваты после двух походов кочевников из тех земель ушли на север, от греха подальше.
— Халифат Абассидов рассыпался на куски полвека назад, — рассказывал князь-епископ, цедя подогретое вино с медом и специями. — На его месте теперь множество властителей, самым сильным из которых является багдадский халиф, а самыми богатыми — наши дальние родственники из династии Надиршахов. Цепь государств, вассальных княжеств и торговых факторий тянется от Островов пряностей через Сингапур, Суматру и Сихалу, которую местные называют Шри-Ланка. Оттуда корабли идут в южные порты Синда, а уже из них проходят через Сокотру и Красное море прямо к Святославлю Египетскому, что стоит в самом устье Великого канала. После него — Александрия, крупнейший склад и оптовый рынок в мире.
— Это что же, весь доход от пряностей Египту достается? — нахмурился я.
— Нет, — покачал головой Яромир. — Египет не может жить без товаров Севера, поэтому было принято решение о равных долях в этой торговле. Южане лет сто назад попробовали наложить на нее лапу, но тут же остались без шелка, железа, дерева и сбыта своего зерна. А на море вышел ромейский и словенский флот, и полностью парализовал их порты. В провинции Африка тут же зашевелились люди, которые начали кричать, что нечего кормить Александрию, они, мол, и так замечательно проживут. В общем, императоры юга намек поняли правильно.