Наследник пепла. Книга I
Шрифт:
— У меня не было выбора, — ответил я или подумал, что ответил.
— Вот пусть они тебя теперь и воскрешают, — отрезала Саламандра и исчезла.
Чёрт, действительно, некрасиво получилось. Но, с другой стороны, а чего она такая нежная?
В себя я приходил тяжело. Какими-то рывками, словно пытался вынырнуть из-под толстого слоя воды, но при этом постоянно бился в льдину и тонул обратно. В какой-то момент я стал слышать голоса. Но звучали они в кромешной тьме, словно пространства до сих пор не существовало.
— Как он? Жить будет? — этот голос
— Если вдруг и будет, что вряд ли, — ответил ему голос Пирогова, и по интонации мне тут же захотелось добавить: «то хреново», и я почти угадал. — То… как курсант, он для вас потерян наверняка.
— Это ещё почему? — третий голос принадлежал коменданту Мартынову.
— Источник, — ответил на это Пирогов, словно одно слово всё объясняло, но, с другой стороны, я мог просто не все слова слышать, они доносились откуда-то издалека. — Во время прорыва выгорел целиком и полностью. Плюс к этому каким-то образом схлопотал отравление магических каналов.
— Это ещё как? — новый голос принадлежал Вяземскому. — Точнее, почему?
То есть надо мной сейчас чуть ли не консилиум собрался, но с высшими представителями академии.
— Выгорел, потому что слишком сильный отпор дал противнику. А вот по поводу отравления, — Пирогов явно задумался. — Возможно, попытался взять энергию у капища, как это делают родовичи, но, если судить по результату, договориться у него не вышло. Там живого места не осталось. И источник рассыпается в пыль или в песок в его случае.
— Ничего нельзя сделать? — снова Бутурлин.
— Сам не понимаю, — ответил на это Пирогов. — По крайней мере всё, что могу, сделаю и даже в столичный медицинский центр сопроводительную бумагу напишу, у меня там есть пара знакомых. Но боюсь, что медицина, как и магия, тут бессильны.
— Может быть, что-то нетрадиционное попробовать? — поинтересовался Вяземский.
— Да вы поймите, пробовать можно с тем, что есть, — с полной обречённостью в голосе заявил Пирогов. — А в нашем случае — работать просто не с чем. Обычно в таких передрягах источник капсулируется или каменеет. А у него… источник просто рассыпается в песок. Я не понимаю. То есть, если он и выживет, а шанс на это крайне мал, будет неодарённым инвалидом.
— Что ж, — с тяжёлым вздохом проговорил Бутурлин, — придётся похлопотать о медали за проявленное мужество и спасение гражданских при исполнении и о пенсии. Но как же жаль! Такой молодой, перспективный! А от всех этих социальных льгот ему не жарко, не холодно!
— Да, молодец, — согласился с ним Вяземский. — Но ценой всего своего благополучия.
Я посмеялся над ними, уплывая на тёмных волнах куда-то в место, где сознание отсутствует, как таковое. Я уже мёртв! Это был мой второй шанс, и я потратил его на спасение.
Но тут что-то внутри меня дёрнулось. Вот только спасать мне надо было семью. Сестру, отца, брата, мать… А я… Нет, дорогая моя судьба, умирать мне ещё рановато.
Надо просто немного отдохнуть перед новыми битвами.
Вокруг меня зашелестел океан безвременья,
«Отдохни, мы посторожим».
Кто это сказал, я так и не понял.
Глава 21
В следующий раз я пришёл в себя уже в лазарете академии. Понял я это не по чему-нибудь, а по громовому голосу Аграфены Петровны, раздающемуся у меня прямо над головой.
— Даже не знаю, как получилось, — грохотала она. — Вот как будто наитие какое-то!
— То есть огонь в нём всё ещё жив? — проговорил тихий и взволнованный голос матери. — Он сможет использовать родовую магию?
— Да, мне удалось сохранить источник, — ответила целительница с некоторым удивлением в голосе. — Каким-то чудом восстановила стенки источника буквально из песка. Но предупреждаю сразу — напрягаться нельзя.
— А какие точно ограничения? — спросила мать.
— Пятьдесят единиц, — сказала Аграфена Петровна. — И это максимум. Больше нельзя ни в коем случае! Месяц, лучше два. Это, как минимум, — сейчас целительница больше напоминала наседку со своими наставлениями. — Магия сама будет лечить стенки источника-резерва.
— Спасибо вам огромное! — проговорила маман и, судя по всему, что-то сунула Аграфене, потому что та раскудахталась, мол, не стоит, да что вы.
— Кстати, вот это вот возьмите, — проговорила она смущённым, но не менее громовым голосом.
И тут мне стало настолько интересно, что я открыл глаза. И им предстали остатки браслета, который совсем недавно мне на руку повязала мама.
— Я так понимаю, что это и спасло Виктора от полного выгорания, — она покосилась на меня, увидела, что я открыл глаза, и подмигнула. — Потому что источник удалось собрать исключительно дендро-фекальным методом конструирования.
Я хотел улыбнуться этой древней шутке, но по всему телу протянулись ниточки боли. Словно это была зубная боль, но в каждом нерве, расположенном в моём теле.
— Обезболить срочно! — распорядилась целительница. — Потерпи, дорогой, сейчас всё будет! Ты просто молодец!
Я улыбнулся через боль и прикрыл глаза.
— Благодарю от всей души, — произнёс я, но это получилось так тихо, что я был даже не уверен, что меня услышали.
— Ни секунды из прошедших двух суток не жалею, — проговорила в ответ Аграфена Петровна.
И тут я понял, что находился без сознания гораздо дольше, чем мне казалось.
— Дорогой, я так счастлива, что всё обошлось! — мама не рисковала прижаться к моей груди, она позволила себе лишь слегка стиснуть мою ладонь. — Ты — настоящий герой! А теперь ещё и живой, и с магией! Только пока нельзя ею сильно… — горло ей сдавил спазм, и она не смогла закончить мысль.
— Всё хорошо, мам, — сказал я и пожал ей руку в ответ. — Не переживай, я справлюсь.
Мне хотелось подняться и пойти уже куда-нибудь, чтобы не лежать просто так. Ну не мог я лежать, если не спал. Однако пока это было невозможно. Даже при лёгком движении меня пронизывала боль.