Наследник престола
Шрифт:
Она мучительно выдохнула и вновь опустила раскрасневшееся лицо.
Я встретила девушек. Их жизнь казалась мне беззаботной и красивой. И я втянулась… Ходила по ресторанам, любила мужчин… Словом, этих девушек называют женщинами легкого поведения. С работы меня уволили за прогулы. И я не пыталась больше устраиваться на работу. Денег у меня было достаточно; снимала комнату у одной доброй тетки, которая не знала, чем я занималась, и всегда удивлялась почему я работаю только в ночную смену.
Заметив в дверях вошедшего проводника, Катерина замолчала.
Сигарет не желаете?
Нет-нет, благодарю вас, - холодно произнесла монахиня.
Проводник посмотрел на женщин, что-то недовольно пробормотал и вышел.
Монахиня приготовилась слушать Катерину. Но Катерина потупила взор и о чем-то задумалась.
Грешна ты, дочка, видит Бог, - сказала монахиня, - жизнь твою последних лет праведной не назовешь…
Беловой трудно было смотреть в глаза старой женщине. Дрожащими пальцами она убрала с плеч распустившиеся волосы и тихо вздохнула.
Не знаю. Не думала ни о чем тогда.
В сознании застряли слова: «Не думала ни о чем тогда». И исповедь эта показалась какой-то фальшивой. Ведь она, Катерина, бросив ребенка и, мучимая угрызениями совести, однако не испытывала никакого желания расстаться с прошлой жизнью проститутки. Напротив, она все это время старалась утешить себя, что история с ребенком скоро забудется, душевные боли пройдут, и она снова сможет зарабатывать на жизнь, торгуя своим телом. Эта мысль казалась ей теперь дикой и неуместной, но она, крепко втянувшись в разврат по глупости своей юной, уже не замечала в подобном образе жизни ничего предосудительного для себя. «Многие так живут, - думала она, - даже некоторые замужние женщины подрабатывают тайно от своих мужей». Катерина удивилась своему откровенному признанию. «Зачем я рассказываю все это? Да и раскаиваюсь ли я в том, какой виду образ жизни? Ведь все продолжиться… Не собираюсь же я гнуть спину на совхозной ферме. Но я раскаиваюсь. Раскаиваюсь! Я виновата в гибели своего ребенка».
Монахиня молча разглядывала красивое лицо Катерины, пытаясь понять ее.
Сердце мне подсказывает, что ты, дочка, утаиваешь от меня главное. Расскажи, не держи в себе.
Я сказала все…
Изложив то, что считала не столь важным в раскаянии, Катерина боялась теперь признаться именно в самом главном, в самом страшном. «Все перепутала, все! Нужно было сказать только самое главное. А я наговорила столько, что, если расскажу еще и о ребенке, она спросит меня: зачем ты живешь? Ты, грешница, погубив дитя, еще пытаешься жить?
Опустив сухие руки на колени, монахиня медленно откинулась на стенку купе, и устало закрыла глаза. Катерина испугалась. Ей подумалось, что монахине стало плохо, она поднялась, чтобы помочь ей. Но женщина открыла глаза…
Я буду молиться за тебя, дочка.
Белова с тревогой подумала, что монахиня догадалась сама о конце утаенной истории, и поняла, что у Катерины был ребенок. Испугавшись своего предположения, Катерина забилась в угол, глаза ее широко раскрылись.
Ты грешна, Катерина, -
– В церковь, ступай в церковь к батюшке. Исповедуйся… Иначе, не будет тебе покоя, сгинешь и имени твоего не останется…
ГЛАВА 8
Старховы на своем «Жигуленке» подъехали к дому, в котором проживал председатель горисполкома Аркадий Николаевич Муров. Позвонили в квартиру. Дверь открыла Наталья Павловна, красивая, стройная женщина, ровесница Светланы Андреевны.
Светлана! Павел! Вот приятная неожиданность!
Женщины прошли в комнаты. Павел Федорович, не любивший слушать женских пересудов, зашел в кухню, открыл форточку, закурил; стал обдумывать разговор, который предстоял с Муровым, мужем Натальи Павловны.
Квартира была большой: ковры на полах, вся мебель импортная, из красного дерева превосходного качества, со вкусом расставленная во всех шести просторных комнатах.
Наталья Павловна показала Старховой новые сережки с бриллиантами, купленные в заграничной поездке. Светлана Андреевна перед зеркалом примерила серьги и с восхищением сказала:
Шикарно живешь, Наташенька!
Наталья Павловна улыбнулась, искоса поглядела на подругу.
Какое уж тут шикарство? Приличного автомобиля нет.
У вас же есть «Волга».
Рухлядь! – сказала Наталья Павловна, тряхнув головой с черными крупными кудрями.
– Нашу «Волгу», пока окончательно не развалилась, пора кому-нибудь продать.
Но машина почти новая! Насколько мне известно, вашей «Волге» всего два года.
Ну и что? Продадим ее, купим японскую «Тойоту». Иностранная машина престижнее, сама понимаешь.
Но где вы купите «Тойоту»?
За границей. Аркадий скоро поедет в командировку в Японию, там купит.
Светлана Андреевна многозначительно заметила:
У вас такие связи!
А как же иначе? – просияла Наталья Павловна. – Я скоро буду женой «Первого». Слышала?
Ты не шутишь? Он же у тебя в горисполкоме…
Его переводят в горком, Первым секретарем. Старика «Первого» на пенсию провожают через месяц.
Счастливая ты, Наташа!
Польщенная Наталья Павловна проговорила:
Ты не представляешь, быть за мужем за солидным руководителем – такая тоска! Мы же с ним почти не видимся. Приходит с работы – и сразу за письменный стол. Читает бумаги, пишет, кому-то звонит… Кстати, где твой муж?
Кажется, в кухне. Курит.
Ах, в кухне! Я думаю, куда он запропастился. Пойдем, я угощу вас кое-чем вкусненьким.
Неожиданно из спальной комнаты послышался детский плач. Наталья Павловна встрепенулась, глаза ее радостно заблестели.
Татьяна проснулась! Сейчас покажу тебе нашу малютку, чудная девочка!
И Наталья Павловна повела Стархову в детскую спальню. Светлана Андреевна склонилась над ребенком, лежащим в маленькой кроватке с высокой боковой сетчатой стенкой.
Какая прелесть! – восторгалась она. – Мурова Татьяна Аркадьевна! Звучит?