Наследник собаки Баскервилей
Шрифт:
– А ты что, - обычно спрашивал при этом папа, - сравнивала?
Мама молча улыбалась в ответ, а папа вздыхал:
– По-моему, ты сделала правильный выбор.
И по-нашему - тоже…
В общем, Федору, надеюсь, жилось у нас неплохо. Ну и правильно - конечно, этот малец нуждался в семейном тепле и заботе. Он столько пережил. И все еще переживает.
Правда, он стал немного оттаивать. Все чаще слышался в квартире его детский смех. Все веселее они играли с Алешкой. Но иногда Федя вдруг садился на свою раскладушку, горестно
– А не помыть ли нам, дядя Федор, посуду?
– Она вся чистая, - с сожалением вздыхает он.
– А вот я сейчас съем тарелку борща, и она снова грязная будет.
Я хлебаю борщ, хотя мне этого совсем не хочется, а дядя Федор сидит рядом, подперев щеки кулаками, и терпеливо ждет. А иногда берет ложку, и мы хлебаем по очереди из одной тарелки. Потом он быстро ее хватает, будто боится, что я его обгоню, и весело бежит к мойке.
Он даже поправляться стал. Потому что из-за этой посуды подсаживался не только ко мне.
А мама все-таки сделала мне замечание по этому поводу:
– Дима, вот найдутся его родители и спросят: «Ну как ты жил, Феденька, у Оболенских? Чем занимался?» И что он ответит? «Посуду мыл!» Что они о нас подумают?
Не так уж это важно - что они о нас подумают. Главное - чтобы они нашлись. Представляю, как они где-то там с ума сходят по своему дяде Федору. И все думают: кому он там посуду моет?
У папы на этот счет никакой информации пока не было.
– Ищут, - неизменно отвечал он.
– Непростое это дело.
Мы и сами это знали.
И в один прекрасный день снова поехали в Поречье.
Когда мы сели в электричку, я вдруг вспомнил:
– А где ты деньги взял? Опять играл?
Алешка чем-то заинтересовался за окном, прилип к нему и ответил не сразу:
– Что? А… - махнул он рукой.
– Банку с вареньем продал. С курским. Все равно мы его уже объелись.
– Как продал? Кому? Где?
– Да у метро. Где старушки всякой ерундой торгуют.
…Утром, еще до школы, Алешка сунул в ранец банку с вареньем и помчался к метро. Встал в один ряд с бабульками и стал жалобно орать:
– Граждане! Купите у сироты прекрасное курское варенье из московских яблочек. Сами мы люди не местные…
– Иди отсюда, сирота, - толкнула его в бок ближайшая бабка, торговавшая вчерашними газетами. Они все очень не любили конкурентов.
– Откуда ты взялся?
– Бабушка заболела, - придумал Алешка.
– Лекарство надо купить. А ее пенсию папка пропил.
– Какая бабушка?
– встрепенулась соседка с другого бока, продававшая сигареты.
– Андревна никак?
– Андревна. Она самая.
– Алешка мазнул рукавом по щеке.
– У нее аппендицит в пятке.
– То-то я смотрю - ее второй день нету. Торгуй, пацан, торгуй.
Когда я все
– Ты соображаешь?! Там же в это время все наши учителя из метро выходят! Та же Валентина в парике. И Семеновна в локонах.
– А я ей варенье и продал.
Тут я потерял сознание и очнулся, когда Алешка дернул меня за рукав:
– Выходим, Дим! Чего ты разлегся!
На платформе он досказал мне эту гнусную историю. Оказывается, он все точно рассчитал. Когда из перехода показались золотые локоны Татьяны Семеновны, он кинулся ей под ноги и заверещал:
– Тетенька! Купите варенье! Для вашей бабушки! Прямо с Курского вокзала!
И пояснил мне:
– Дим, она же не захотела бы такого позорного пятна на всю школу, логично? И поскорей купила почти всю банку.
– Почему «почти»?
– тупо спросил я.
– Ты что, его ложками продавал? В розницу?
– Ну банка-то не полная.
Я высмотрел на платформе скамейку и плюхнулся на нее. Так… банка не полная. А в банке, в остатках варенья, столовая ложка со следами облизывания. Позор!
Но надо им обоим - продавцу и покупателю - отдать должное. И Алешка точно все рассчитал. И Татьяна Семеновна не захотела позора на всю школу и быстро среагировала: сунула Лешке деньги и запихнула банку в сумку.
На родительском собрании она эту банку достанет. Но вовсе не для того, чтобы учителя и родители дружно попили чай с вареньем.
Да, никогда еще наше расследование не сопрягалось с такими трудностями… Никогда еще наша дружная семья не навлекала на себя такой позор… Папка пенсию пропил… У бабушки аппендицит в пятке… Внучек варенье продает, последнее, вместе с алюминиевой ложкой из фамильного сервиза…
– Дим, - успокоил меня Алешка, - она родителям не скажет. Выпьет варенье с чаем - и все.
– Почему?
– Я с надеждой взглянул на него.
– Чтобы школу не позорить.
– Так это ты ее опозорил, - вздохнул я.
– Родную школу и семью.
– Наивный ты все-таки. Как ребенок.
– Алешка присел рядом со мной и положил ладошку мне на плечо: - Подумай сам. Разве училка когда-нибудь признается, что покупала недоеденное варенье у своего ученика? Логично?
Еще бы! Далеко мой братец пойдет.
– Хватит стонать, - сказал Алешка.
– Нас ждут великие дела. Муникации всякие.
– Коммуникации, - машинально поправил я.
– А это что?
– проговорился Алешка.
– А это то самое, - отомстил я, - что тебе и так отлично известно. Теперь и я знаю!
– Где?
– невпопад спросил Алешка.
– Везде!
– сказал я.
– По всему миру! Но в основном в городах.
– Существа?
– сдался Алешка.
– Или звери? Они их поглотили? Насовсем?
– похоже, он немного испугался. Но не за себя. За Федю Зайцева. И я не стал его больше дразнить.