Наследник Тавриды
Шрифт:
— Мы не частные люди, — повторял он.
Лиза не умела его не слушаться. Но ей было неуютно в одиночестве, и графиня приказала привезти из дома в городе портрет Михаила кисти Лоуренса. Назло всем.
Графа рисовали в 1821 году в Лондоне, вскоре после коронации Георга IV. Воронцов был в генерал-адъютантской форме, со всеми орденами, в романтически накинутом на одно плечо плаще и со шпагой под мышкой. Его лицо дышало благородством, а поза — спокойным достоинством. Так что зритель, глядя чуть снизу, не вдруг замечал, как жестко сжимает рука наместника скомканную
Навестить графиню приехали все, кто имел на это хоть малейшее право. Прибыли чета Ланжеронов, Гурьевы, де Витт, семейство Струдза, множество негоциантов. Чиновники. Конечно, Саша с княжной Волконской.
Трусиха по натуре, Лиза не любила больших собраний, где ей приходилось играть первую скрипку. Но графиня преодолела себя. Подходила к каждому, беседовала, особенно любезно с тем, кого считала врагами мужа. Михаил всегда поступал именно так. Улыбалась, шутила, беспечно рассказывала о путешествии, заверяла, что у наместника легкий насморк. Что здоровье детей прекрасное, а она сама сорвалась с места только из-за чудачества доктора. Ни тени озабоченности. И тут Елизавета Ксаверьевна увидела Пушкина.
В первый момент она не поверила глазам. Как он осмелился явиться в их дом? Графиня даже замедлила шаг. Потом ей пришло на ум, что, быть может, ссыльного оклеветали и тот не сочинял никаких гадостей. Хозяйка вздохнула с облегчением.
— Послушайте, Александр Иванович. — Она взяла Казначеева под руку. — Ведь это неправда, что Пушкин…
— Правда, — очень тихо ответил полковник. — Я сам его спрашивал.
— Зачем же он тогда… — Лиза не договорила.
— Вам лучше знать. — Что-то в голосе Казначеева насторожило ее, и она вскинула на правителя канцелярии глаза, но тот уже низко поклонился, спеша отойти.
«Неужели в моем поведении находят что-то предосудительное?» — ужаснулась графиня. Между тем Пушкин стоял у стены со своим обычным мрачным выражением лица. Его взгляд был прикован к Воронцовой. Собравшись с силами, молодая дама двинулась дальше. Каждый из гостей слышал от нее что-то приятное. Но, поравнявшись с поэтом, Лиза прошла мимо, так словно место было пустым.
— Что нынче дают на театре? — спросила она, ни к кому не обращаясь.
— Комедию «Верная жена»! — Сверчок подскочил сзади.
— Каков наглец! — Графиня даже не обернулась.
Серж Волконский имел точные инструкции относительно Пушкина. Поэты — народ ненадежный. Стихи ссыльного хороши для агитации, но он сам мог оказаться опасен. Осенью в Одессу собирались представители обеих управ из 1-й и 2-й армии, а также делегаты Северного общества. Граф Булгари, Поджио, Юшневский, Абрамов, Бурцев, Пестель, братья Раевские. Половине из них Пушкин был другом. Обойтись без него на этих собраниях не удастся.
— Если уж никак нельзя удалить это стихийное бедствие от наших совещаний, то потрудитесь хотя бы в целях конспирации принять его в общество, — с раздражением сказал Пестель. — Быть может, членство заградит ему уста?
Серж пожал плечами.
Прежде чем принимать Пушкина в общество, следовало посоветоваться с Александром. Родственники закурили трубки, сели на диван и сначала отвели душу, ругая генерал-губернатора, а потом уж принялись за Пушкина.
— Видите ли вы, Александр Николаевич, возможность посвятить его в наши дела?
Раевский надолго задумался. Его отношения с поэтом за последнее время обострились. Сверчок совершал тысячи бестактностей, не замечая, что восторги по поводу графини ранят друга. Он завирался, давая почувствовать, что успех недалек. Все вспоминал тот случай на берегу, когда волна окатила их с ног до головы, и повторял: «Боже, какая фигура! Если бы ты только знал, какая фигура!» Раевский знал. И от этого внутренне сжимался, слушая приятеля.
— Эта дама не про тебя, — наконец процедил он.
Но Пушкин ответил только взрывом смеха: «Посмотрим!»
Теперь стоило решить, что и как сказать о нем заговорщикам.
— Я привязан к Сверчку, — начал Александр, подбирая слова. — Очень. Но вы ведь, князь, не слепой. Характер и темперамент делают его опасным для общества. За ним установлен надзор. И, смею заверить, очень строгий. Хотите вы привлечь внимание полиции только потому, что Пушкин к вам ходит?
Серж заерзал.
— Братья Тургеневы думают сходно с вами. И кое-что предприняли со своей стороны.
24 июля письмо Нессельроде достигло Гурзуфа, откуда наместник отправил приказ градоначальнику Одессы Гурьеву объявить Пушкину волю императора. Было положено, чтобы ссыльного под Псков сопровождал полицейский чин. Но граф считал, что если поэт даст честное слово нигде не останавливаться по пути, то можно отпустить его одного, не унижая надзором.
Утром 29-го Вяземская застала Сверчка лежащим с ее сыном Николенькой на ковре в гостиной и прицельно плюющими друг другу в нос. Она задала им трепку, но тут приехал посыльный и потребовал поэта к Гурьеву. Ничего не подозревавший Александр Сергеевич собрался, посетовал, что не успевает надеть свежую рубашку, и в сопровождении чиновника ускакал в его экипаже. Вера села шить. Отчего-то ее сердце было неспокойно.
— Крепитесь, Александр Сергеевич, — начал градоначальник, едва ссыльный переступил порог. — Видно, ваши враги сильны. Государь изволил отчислить вас от службы, а местом пребывания назначает имение ваших родителей в Псковской губернии.
Пушкин подумал, что ослышался. Какое имение? Где?
— Ехать вам надлежит немедленно. Подпишите бумаги о получении казенных денег на прогоны. Изволите видеть, 389 рублей 4 копейки. Его сиятельство просил вам передать, что если вы дадите слово дворянина нигде не задерживаться, то с вами не будет послан полицейский.