Наследник волшебника
Шрифт:
– Вы точно в этом уверены?
– Точней не бывает, – нимало не обидевшись, подтвердила ведьма. – Видите ли, эти люди не очень стремятся сюда. Единственным чародеем, который все же решил здесь обосноваться, был Тарквин Танаквиль – и поглядите, чем это кончилось для него! Нет, никакому чародею такого и даром не надо. Саузварк слишком мал, мой молодой сэр, а еще считается, что герцог относится к магам недружелюбно.
– Недружелюбно?
– Ну, на самом деле, может, все и не так, но со стороны очень на то похоже. Герцог хочет жить по старинке, а в старину всяких там кудесников и колдунов не больно-то
Все это было похоже на правду. Саузваркский герцог действительно слыл большим почитателем традиций минувших лет. Лайаму смутно припомнилось, что некогда и впрямь существовал свод законов, ограничивающий действия тех, “кто овладевает таинственными умениями или ищет знаний и применения им”.
– Если не считать старика Танаквиля, за всю мою жизнь в Саузварке не объявлялся ни один чародей, – хотя я слыхала, что на севере, в Торквее или Харкоуте, они роятся, точно мухи над мусорной кучей. Я вам истинно говорю: если бы тут появился хоть один маг, пусть даже замаскированный, об этом непременно бы стало известно.
– Но… почему?
– От них по-особому пахнет. Как, к примеру, от высокородных леди, но, конечно, иначе. Чародей, он и есть чародей, и тут уж ничего не поделать.
– А от меня тоже попахивает чародеем? – поинтересовался Лайам.
Ведьма с минуту молча разглядывала его, потом произнесла:
– Пахнет – или, по крайней мере, пахнет чем-то странным.
– Чего только о себе не узнаешь! – воскликнул Лайам. От матушки Джеф не укрылась ирония, прозвучавшая в словах посетителя.
– Не смейтесь, Ренфорд. Это всего лишь значит, что вы не похожи на обычного человека, – и потому я вам кое-что покажу.
Ведьма быстро засеменила ко второй двери, коснувшись по дороге руки гостя. Лайам последовал за ней. Замечание матушки Джеф заставило его призадуматься. В день их знакомства старуха едко заметила, что у него слишком невинное лицо для добропорядочного человека. Теперь же она утверждает, что от него пахнет как от чародея и что весь Саузварк его таковым и считает. Лайаму очень не нравился образ, угадывавшийся за словами старухи.
Комната, в которой они оказались, была просторнее первой. Дальнюю ее часть скрывал полумрак, но Лайаму хватило и того, что он увидел в свете, идущем из дверного проема и бокового окна.
Его взору предстал десяток столов с мраморными столешницами, опорой которым служили каменные тумбы. На трех из них недвижно лежали тела каких-то людей.
– Это и есть ваша мертвецкая? – спросил, скривившись, Лайам. Его покоробил не вид мертвых тел – он их повидал предостаточно, – а мысль о том, что матушка Джеф вынуждена проводить в таком соседстве чуть ли не все свое время.
“Это же все равно что жить на кладбище”, – подумал он, но старуха весело рассмеялась.
– Все не так плохо, Ренфорд! Их не всегда бывает тут много, да и обычно их вскоре уносят. Редко какой пролежит здесь больше недели. А я должна находиться поблизости, чтобы поддерживать действие заклинаний.
– Заклинаний?
Лайам подошел к ближайшему трупу. Голый мужчина с распухшим лицом лежал на спине, покрытая татуировкой кожа его уже стала синеть. В мертвецкой было прохладно, но не настолько, чтобы предотвратить разложение
– Чтобы поддерживать их свеженькими – понимаете? Если позволить им гнить, они станут смердеть на всю городскую площадь.
Собственное замечание вызвало у матушки Джеф новый приступ веселья. Лайам заметил лежащий между ног покойника маленький узелок и указал на него. Ведьма кивнула.
– Да, это моя работа. Если постараться, я могу месяц удерживать покойника от разложения. Не каждая ведьма может такое. Но я привела вас сюда не за этим. Видите вон того шельмеца?
Старуха указала на самое дальнее тело – его отделяли от двух других мертвецов четыре пустых стола. Лайам подошел к покойнику. Это был мужчина, невысокий, худой и, если судить по тонким рукам и плохо развитым мышцам, не отличавшийся физической силой. На лице его застыло безмерное изумление, рот был распахнут в безмолвном вопле; щель в груди указывала, куда вошел нож.
– Как по-вашему, кто он?
Лайам вгляделся в лицо покойника, потом осмотрел руки. Затем, чтобы доказать себе, что атмосфера мертвецкой нисколько его не волнует, он потянулся и поскреб пальцем ладонь мертвеца.
– Мелкий чиновник.
Ведьма просияла.
– Почему вы так решили?
– Мозолей нет – только на подушечках пальцев, мускулатура не развита, шрамов нет. Ничего общего с тем моряком, – он указал на татуированный труп.
Матушка Джеф радостно закивала:
– Верно! Вы даже проницательнее, чем говорит Кессиас.
Лайам опустил голову. Похвала и обрадовала, и огорчила его.
– Но я хотела показать вам не это. Тут есть кое-что еще. Смотрите внимательно.
Ведьма закрыла дверь. Теперь единственным источником освещения осталось лишь окно с давно не мытыми стеклами, едва пропускавшими тусклый дневной свет. Прошелестев подолом широкой юбки, матушка Джеф вышла на середину комнаты и вскинула руку. На ее ладони, повернутой к потолку, вспыхнул синий светящийся круг, затем этот круг стал разрастаться в плоскости, параллельной плоскости потолка, отбрасывая свечение только вниз и постепенно заполняя им нижний объем помещения. Лайам был намного выше старухи, ему стало казаться, что он стоит по горло в синей прозрачной морской воде, заполненной фосфоресцирующими рачками. Матушка Джеф медленно опустила руку. Уровень свечения стал понижаться, пока не замер примерно в футе над мрамором прямоугольных столешниц.
– Смотрите на лица, – велела ведьма. Лайам зачарованно повернулся.
– Что вы хотите… – начал было он и тут увидел, что из уст мертвецов вырываются крохотные язычки пламени. Они то завивались колечками, то вытягивались в ровные струйки. Так дышат драконы, ошеломленно подумал Лайам. И вдруг сообразил, что не знает, умеет ли дышать огнем Фануил. И тут же загнал неуместную мысль в глубины сознания.
– Это души усопших, – сказала ведьма. Голос ее звучал приглушенно, почти что благоговейно. – До тех пор, пока эти тела не похоронят, не сожгут или еще каким-нибудь способом не переправят в серые земли, их души будут гореть в ожидании своей участи. А теперь смотрите сюда. Лайам повиновался и тут же заметил, что изо рта обособленно лежащего мертвеца никакого пламени не исходит.