Наследник Земли кротких
Шрифт:
- Тучкова уже убрали. Надоел. Недостаточно эффективно работал. Дальше все будет просто. Никакого сотрудничества. Храмы будем закрывать, попов ссылать. Кто будет сопротивляться - расстрел. Прочитай и подпиши, Переводчица. Это протокол твоего допроса. Рука у меня не поднимается, тебя засадить. Не поверишь, этот грех брать на душу не хочу. Ты не пойдёшь по делу твоего батюшки,
Меня и вправду выпустили. Я сразу же поехала в Георгиевский храм. Он был закрыт, из сторожки при храме уже почти всех выселили, освободившиеся помещения занимали чекисты. Я быстро вышла за ворота, чтобы не видеть чужих людей, деловито обосновывавшихся в родных для меня комнатах. Было пасмурно, шел редкий снег.
- Тётя Тася!
Я резко обернулась навстречу Вове Анисимову.
- Вова, где матушка? Известно что-нибудь о батюшке?
- Нас с Марией Петровной берут на работу в государственное учреждение, - солидным, взрослым голосом ответил мальчик.
– Настя остается со мной. Остальных наших забрали в детский дом. О батюшке Владимире пока ничего не знаем.
Он выглядел спокойным, он пока не успел осознать, что дальше нам придется жить одним, без отца Владимира. А я стояла, глядя потерянно в открытые ворота на закрытый родной храм, и еле сдерживала слёзы.
- Я пойду, Вова. Если что-нибудь станет известно, ты знаешь, где меня найти. А где теперь живет Мария Петровна?
Он назвал адрес, и мы попрощались.
О том, что отца Владимира решено сослать в Казахстан на четыре года я узнала от той, с которой не думала больше видеться. Наталья Георгиевна, прихожанка закрытого храма в честь иконы Неопалимая купина разыскала меня сама.
- Тася, здравствуй.
Я смотрела в строгие карие глаза той, которая ещё так недавно верила в то, что отец Владимир связан с чекистами, а я предала им свою лучшую подругу, и не знала, что сказать. Очень хотелось снова расплакаться. Все эти дни я молилась и плакала, плакала и молилась. Немного спасала необходимость работать, свободного времени было по-прежнему очень мало.
- Прости нас, девочка, - неожиданно
– Нам удалось выявить ту переписчицу, которая работает на ГПУ. И мы узнали подробности дел, твоего дела и дела отца Владимира. Его отправляют в Казахстан. На четыре года. Потом - без права жить в крупных городах. Не плачь, не так все и плохо. Не сошёлся же свет клином на Москве.
Я действительно плакала, выведенная из состояния равновесия ее участием.
- Прости нас.
Я усилено старалась успокоиться. Конечно, как только Тучкова убрали сами ГПУшники, все построенное им здание клеветы развалилось. Но батюшку-то уже арестовали, и когда я его теперь увижу?!
- А ты знаешь, Тася, что для поддержки ссыльных священников уже несколько лет ездят в места их ссылки женщины, которым это благословлено?
Я мгновенно перестала плакать, и внимательно посмотрела на Наталью Георгиевну.
- Да, - ответила она на мой невысказанный вопрос.
– Твоя помощь нам будет нужна. Ты же врач, Тася. Везде сможешь найти себе работу. А в Казахстан сослано много священников. Мы сейчас составляем планы поддержки. Поможешь?
Это был конец моего церковного одиночества, к тому же, появилась надежда увидеть батюшку довольно скоро.
- Простите, а Зика?..
- Жива наша Зика, их с сыном из Москвы выслали. Она к Ване поехала. По нынешним временам им повезло. Так как, Тася, соглашаешься поехать в Казахстан?
Я горячо согласилась.
И для меня началась новая жизнь. Я действительно скоро встретилась с отцом Владимиром совсем в другой обстановке.
Но это уже следующая история.
Конец первой книги.
Дальнейшие этапы крестного пути отца Владимира:
1932-1935 годы - ссылка в Казахстан.
1935 - 1937 годы - жизнь ссыльного священника в Можайске.
1937 год - повторный арест, 15 декабря 1937 года - расстрел в Бутово.
2017-2018