Наследник
Шрифт:
— Тише, — поднял я руку. — Ты сказывай, в чем дело-то? — проникновенно произнес я, глядя на Агапа.
— Прокормиться не можем, Андрей, — глянул на меня Агап и тут же вновь опустил глаза к земле.
— Врешь, подлец, — снова влез Прокоп и двинулся на Агапку.
— Да погодь ты, — остановил я послужильца.
Было видно, что Агап не договаривает или даже врет.
— Отчего же так? Вроде земля хороший урожай дает нынче. Ты в лесах охотишься, и ни чинит тебе никто препятствий. Да и когда голодно было, мы помогали.
Агап тут же рухнул на колени, прямо в
— За то мы благодарны, Андрей Володимирович, и молили перед богом за вас и за отца вашего с матушкой, вот тебе крест, — и Агапка тут же осенил себя знамением.
— Встань и правду сказывай, вижу же, крутишь. Там и решим, может, и поможем в беде твоей.
Агап не сразу поднялся с колен, перед этим с опасением зыркнул на Прокопа и, поднявшись, заговорил:
— То правда, что помогали вы. Только девять ртов у меня, лебеду с корой есть приходилось. Хлебушка купить дорого было, да и садить надо. Вот я пять мешков рожи занял в Георгиевском монастыре на три годочка, отдать надо целую подводу. Скоро срок истечет, а нету у меня, даже если продам все, не соберу столько. Придется в холопы идти самому, а не приду, так все равно притащат, — с горечью произнес Агап. Семья же без меня не проживет, так что и им придется в холопы монастырские идти. Ты уж прости меня, Андрей Володимирович, — вновь бухнулся на колени Агапка.
Прокоп лишь выругался едва слышно и тяжко вздохнул.
— Сам-то желаешь к ним пойти? — вгляделся я в лицо Агапа, на что он скривился, и это было видно, несмотря на его заросшее лицо.
— Понятно, — протянул я. — Срок отдачи когда?
— К началу лета, я даже сеять нынче ничего не буду, толку-то, — тихо прошептал Агап.
— Значит так, землю засевай. Я же подумаю, как помочь и уплатить долг, так что не думай на этот счет, — задумчиво протянул я.
— Спаси тебя бог, — во всю глотку рявкнул Агап и вновь упал на колени.
— Ты вставай да домой иди, время еще есть. Как что решу — сообщу, — сказал, глядя на подымающегося Агапа.
— Благодарю, — отвесил он поясной поклон и, уже собиравшись развернуться, замер, будто что-то вспомнил. — Я тут следы волков видел, кажись, стая у нас завелась, извести бы ее.
— Где видел и сколько, — тут же подключился Прокоп.
— Так, возле Виднеевки, на самом краю, следы видел, покружили да в лес ушли. Могут и на подворья залезть али еще чего. Следов немного, думается мне, стая голов десять, не больше.
— Значит, надо будет извести их, — тут же высказался Богдашка, заработав мой подбадривающий кивок.
— Изведем, не дело, чтобы зверь рядом кружил, задерут еще кого. Думаю, на охоту пойдем и тебя, Агап, захватим, так что будь готов, — высказался Прокоп.
— Обязательно. Прощевайте, Андрей Володимирович, и ты, Проня, — произнес Агап. Богдану же вновь достался кивок.
Прокоп закрыл калитку за Агапом и, глянув на меня, произнес:
— Андрей, неужто ты думаешь долг за Агапку отдать?
— Возможно, — протянул я, на что Прокоп лишь покачал головой с неодобрением.
За время этого разговора на меня накатила слабость.
— Проня, прав ты, отлежаться мне надо, завтра
— Богдашка, подмогни Андрею да за огнем последи, — тут же прореагировал мой послужилец. Я Афиньку к тебе отправлю, пусть каши сготовит, вечером самолично баньку истоплю да пропарю тебя, Андрей. Банька против любых хворей убережет.
Новая боль растеклась по голове, а с ней и знания, кто такая Афинька. Помимо семьи Прокопа, у меня на подворье проживали еще две холопские семьи. Которые следили за подворьем и живностью всякой, да на полях работали.
Афинька была женой Тарая, который мог и по дереву чего вырезать и по железу работать, коня подковать или еще чего по мелочи, в общем, у мужика были золотые руки, да и сама она слыла той еще рукодельницей, и трое деток у них имелось. Нечай же ему помогал, и вся тяжелая работа была на нем.
— Банька — это хорошо, — протянул я и, развернувшись, пошел домой, ко мне тут же подскочил Богдан, закинув руку на плечо.
Зайдя в дом, он усадил меня на сундук, а после бросился к очагу, в котором почти потух огонь, и, опустившись, принялся раздувать пламя да подкладывать щепочки, а там и дрова.
— Вот и огонь разгорелся, сейчас тепло будет, — обернувшись ко мне, улыбнулся Богдан. — Ты чего спать-то не идешь? Я послежу.
— Сейчас пойду, — ответил я ему улыбкой, снимая сапоги. — Ты вот что мне скажи, друг, а какая нынче година?
— Ты чего, Андрей?— вылупился он на меня. — Известно какая, семь тысяч сто четырнадцатый год (1605), март на дворе.
— Цыц, — вырвалось из меня.
Вот понятней не стало от слова совсем. Хотя календарь-то у нас при Петре сменился, до этого другой был, да и крестились двуперстием, а это значит, что сейчас допетровская эпоха, и тут меня осенило, как можно уточнить.
— А царь-то у нас кто? — впился я взглядом в Богдана.
— Так же ж Годунов Борис нынче царствует. Как помер Федор Иоаннович, так он и царствует, — дрогнувшим голосом произнес Богдан и, подойдя ко мне, уселся рядом. Нагнувшись к моему уху, зашептал: — Только царь он ненастоящий, не природный, оттого напасти и горести все. Мы ж, когда на торгу были в прошлом месяце, слышали о том, али ты запамятовал?
— Как есть запамятовал, говорю же, мысли путаются, — глянул я на Богдана серьезно, на что он задумчиво кивнул и продолжил:
— Люди также говорили, что настоящий царь объявился, Дмитрий Иоаннович, сын Ивана Васильевича. Борис его по детству погубить пытался, только не вышло у него. Другого отрока убили, а Дмитрия Ивановича верные людишки спасли и спрятали до сроку, а теперь он вместе с ними на Москву идет, дабы согнать Бориску и сесть на отцовский трон. Борис же хитер, погубить не получилось тогда, так он Дмитрия Ивановича вором называет. Боится пес, что расплата придет. Еще люди говорили, что он и Федора Ивановича погубил да сестру порченую ему в жены подложил, оттого и детей у него не было, да и царем еще тогда вознамерился стать, — на одном дыхании выдал Богдан. Говорил он тихо едва слышно, в его голосе перемешались куча эмоций, был там и страх с опасением и надежда.