Наследник
Шрифт:
— Ну и что?
— Разве ты не знаешь? Ты обнимаешь и целуешь меня только прилюдно. На улице, или когда гости заезжают. Нет, я знаю, ты делаешь это, чтобы все думали, будто у нас нормальная семья. Просто… Просто мне нравится, когда ты меня целуешь, когда обнимаешь. Я ждала этого сегодня, но не успела. — Она заглянула ему в глаза и несмело улыбнулась: — Нет, ты не думай, все хорошо. Я ничего не прошу. Я буду внимательней, и в следующий раз успею. И ты меня обнимешь, закружишь, расцелуешь. Никуда не денешься. Все хорошо… — Она тихонько похлопала ладонью
Ротгкхон сделал было шаг следом, но вовремя остановился. Вернулся к тюкам, открыл сарай, зашвырнул добычу внутрь, с треском захлопнул дверь, подпер поленом и для надежности врезал снаружи кулаком:
— Проклятье!
До чего легко все было раньше, когда она рычала на него и требовала близости! Держать дистанцию было очень просто: терпи прилюдно и облегченно шарахайся наедине. Но после его похода туземку словно подменили. Она ничего не требовала, не просила, не хотела. Она просто была рядом. И рядом с ней было легко. Так легко, что порою ее стало не хватать, что он думал о ней в самые странные моменты. Особенно, когда в голове всплывало дурацкое: «подвиг или не подвиг?».
Вот и сейчас — почему ему захотелось обнять туземку? Из жалости? Или в душе появилось что-то еще?
Учение четвертого друида гласило: хочешь понять свое отношение — откажись. Прими решение — и откажись. Вздохнешь с облегчением — значит, ты себя обманывал, и тебе это не нужно. Испытаешь горечь и сожаление — плюнь на решение, ибо ты теряешь что-то важное и нужное.
— Уродливые дикарки окраинных планет не бывают нужными имперскому офицеру, — настала его очередь гладить местную скотинку по вытянутой мохнатой морде с большими грустными глазами. — Не бывают, правда?
Он облизнул губы, отпустил поводья и поднялся по ступеням крыльца.
Зимава месила тесто, когда услышала, как приоткрылась и закрылась дверь, ощутила осторожные шаги. Даже не оглядываясь, по застучавшему своему сердечку, она поняла, кто у нее за спиной, но обернуться не решилась. Ведь если крадется — значит, надеется остаться незамеченным. По затаенному дыханию она узнала, что он приблизился, остановился за спиной. Чуть наклонился. Колыхнулся воздух совсем рядом, его губы оказались возле ее шеи — так близко, что девушка почувствовала их тепло, которое переметнулось на нее саму, жгучей, мучительной и сладостной волной прокатилось по телу. От этого странного, непривычного чувства Зимава чуть не застонала, но сдержалась, замерла, вонзив пальцы глубоко в тесто.
И тут вдруг Лесослав попятился, отступил, шарахнулся прочь, бегом выскочил из дома.
— Не-ет! — взвыла девушка, метнулась следом, выскочила на крыльцо…
Но на дворе было уже пусто. Леший сбежал вместе с княжеским скакуном.
В бессилии Зимава опустилась на доски, прижалась лбом к холодному уличному косяку, сглотнула невесть откуда взявшиеся слезы.
— Ну и что? — прошептала она. — Зато он рядом со мной. Он всегда будет рядом со мной. Мой и только мой.
Ротгкхон же широко шагал по улице — увлекаемый поводом мерин, не успевая за вербовщиком,
— Это же бред! Это невозможно! Я на службе. Я просто на службе. Империи нужны честные воины, и я служу Империи. — Он тряхнул головой: — Служба, просто служба. По делам службы я вступил в контакт с туземкой. Просто туземкой. Глупой, необразованной, совершенно дикой туземкой с отсталой окраинной планеты. У офицера Империи не может быть никаких чувств к грязной дикарке. Наверняка я просто ее жалею. Я ее жалею, и ничего более. Никаких других эмоций. Я нахожусь рядом с ней только и исключительно в интересах успешного выполнения задания. Это просто очередное задание! У офицера Империи и туземки из миров начальной эпохи не может быть никаких отношений!
Это были вполне понятные и логичные постулаты, ясные общеизвестные истины. Но сейчас они почему-то помогали плохо…
Прямо в воротах детинца бросив поводья подворнику, вербовщик развернулся, но тут его окликнул Избор:
— Лесослав! Эй, ты меня слышишь?
— Да слышу, слышу, — крутанулся на месте Ротгкхон, повернул к крыльцу. Его мысли скакали по самым посторонним вопросам, поэтому затевать разговоры с туземцами ему сейчас не хотелось.
— Лесослав, — спустился навстречу волхв. — Ты сказывал, с Радогостом перемолвиться о чем-то желаешь?
— Ой, — аж поморщился Ротгкхон. — А можно не сейчас? Что-то я сегодня не в себе.
— Не сегодня, завтра, — мотнул головой юноша. — Я как о сем волхву намекнуть попытался, он токмо обрадовался. Завтра он все утро в святилище намерен пробыть, в молитвах и поклонениях. Но ради тебя готов отлучиться. Уж больно счет твой ему чудным показался. Желает подробнее о сем услышать.
— Беда… — глубоко вздохнул вербовщик. — Так просто об этом человеку постороннему не рассказать. Ну да ладно, попробую. Значит, завтра?
— Да. Прямо с рассветом можешь и приходить.
— Угу… — Поняв, что ведет себя неправильно, Ротгкхон обнял Избора: — Спасибо за помощь, дружище. Мне это очень важно. Ныне же извини, как-то нехорошо я себя чувствую. Хочу пойти полежать.
— Квасу выпей. Хорошо освежает и кровь чистит, — посоветовал волхв.
— Да, так и сделаю… До завтра.
И опять в голове мелькнуло: «Если смогу убедить старого волхва — это будет подвиг или нет?»
Чистое безумие.
— А хочешь, сегодня пойдем? — предложил Избор. — Тебе и вправду, по виду, нездоровится… Мудрый волхв тебя зараз и осмотрит, и зелья даст или иное снадобье подберет.
— Завтра, завтра, — вскинул ладони Ротгкхон. — Прости, хочу явиться пред Радогостом свежим и разумным. Просто отосплюсь, и все пройдет.
— Да, выспаться — это верно! — согласился Избор. — Иди, не мучайся понапрасну. И квасу выпей!
— Обязательно!
До своего дома он добрался так же быстро, как ушел. В этот раз калитка оказалась заперта, и он привычно постучал. Кулаком, с силой. Вскоре створка распахнулась, на улицу вышла Зимава в наброшенном на плечи платке. Довольно улыбнулась: