Наследники испанского пирата
Шрифт:
«Это они мне принесли, добрые существа!» — преодолевая сильную боль в ноге, опираясь на палку, пират поковылял к морю.
При виде спасенного ими человека, дельфины защебетали еще веселее и начали выпрыгивать из воды. Ксавье приветствовал новых друзей словами и жестами, а дельфины радостно отвечали на своем языке. Ксавье поднял с песка угощение и тут же начал есть рыбок прямо сырыми, это ему было не впервой. Дельфины одобрительно кивали головами и смотрели, как он насыщается. А потом криками и жестами начали приглашать гостя в море, поплавать с ними. Но пират не принял их приглашение, показывая
Между тем, островитянину становилось все хуже и хуже. Голова горела, его бросало то в жар, то в холод, нога пухла и раздувалась. Рана сильно воспалилась и загноилась. По опыту Курвель знал, как это опасно. За долгие годы пиратства на его глазах от заражения крови погибли несколько матросов.
«Видимо, и мне не избежать этой жалкой участи», — подумал пират и горько усмехнулся. Добравшись до нар, он, как сноп, свалился, и засыпая, думал: «Как глупо все получилось. Стоило преодолеть столько трудностей, пройти через весь этот ужас, чтобы умереть на этом острове в полном одиночестве. Смерть, недостойная мужчины».
И, положив руку на амулет, Ксавье забылся сном. Он метался в бреду несколько часов, как вдруг явилось видение: старый цыган, грозил пирату пальцем и говорил:
— Питер, не вздумай умирать! Ты еще можешь спастись. Вставай и иди в лес! Разыщи цветок жизни. Его легко узнать среди других. Это высокая трава, а на ее верхушке сидит большой красный цветок, под названием «Сингабера». Он таит в себе великие целительные свойства и огромную жизненную силу, ты узнаешь его по аромату лимона, исходящему от листьев. Собери двенадцать соцветий, шесть из них съешь, а остальные шесть разжуй в кашицу и приложи к ране. Сингабера вольет в тебя свою силу, рана затянется, и ты исцелишься! Сделай это до заката солнца, завтра будет поздно! Вставай! Иди за Сингаберой!
Голос старца звучал жестко и властно, Ксавье очнулся и не мог понять, сон это был и ли явь. Понял только, что должен повиноваться цыгану, только так спасет себе жизнь.
Преодолевая слабость, обливаясь холодным потом, Курвель побрел в гору, повторяя лишь одно слово: «Сингабера».
Так пират добрался до лесной поляны, на которой росла высокая трава с красными соцветиями. Приятный лимонный аромат, подсказал Ксавье, что это и есть Сингабера. Он сорвал двенадцать соцветий. Спустившись к пляжу, сделал все так, как велел старец.
Утром Ксавье проснулся с ясной головой, рана начала затягиваться, а опухоль спала. Наступать на ногу стало почти не больно. Настроение у Курвеля было превосходное.
— Ай да цыган! — радостно воскликнул пират. — Великий волшебник! Откуда он только узнал мое настоящее имя? Все так странно, необычно! Жизнь научила меня доверять только самому себе, а не надеяться на силу волшебства! Но я исцелился — а это главное! Значит, магический амулет работает! В самый страшный момент появляются дельфины, старый цыган подсказывает лечебный цветок — все это действия древнего амулета. Но за что мне такая милость? Ведь я злодей и душегуб! А может быть, это знак свыше, чтобы я изменил свою жизнь и добрыми поступками искупил то зло, что творил всю жизнь?
Так, полный сил и надежд, немолодой пират Курвель, готов был начать новую жизнь. В первую
С дельфинами новоявленный островитянин очень подружился, он целыми днями плавал и играл с ними в лагуне. Вскоре Ксавье начал немного понимать их язык.
Ах, если бы только Эя и ее семья знали, кого они спасли и поселили на острове, то ни за что бы, не стали общаться с пиратом, пленившим и чуть не погубившим их любимого братца Сиу. Но они никогда раньше не встречали Ксавье и не знали его в лицо. А Сиу, став взрослым покинул семью и примкнул к стайке одиноких холостяков. Теперь он виделся с родственниками только во время «большой охоты».
Там же, на «большой охоте» самцы-дельфины находили себе невест, таковы были законы их жизни. И как бы Эя не тосковала по любимому сыну, она не имела права принимать его у себя в лагуне. Итак, семья дельфинов, на счастье Курвеля, не узнала в нем человека, которого считала заклятым врагом.
Прошло время, нога Ксавье окончательно зажила. Бывшему пирату, как ни странно, нравилась его новая жизнь на острове. Спокойная, размеренная, без хлопот и тревог.
Дельфины каждое утро приносили ему свежую рыбу, которая вместе с фруктами и составляла его каждодневную пищу.
Среди найденных вещей оказалось огниво, оставленное прежними хозяевами хижины. Ксавье мог разводить костер, чтобы варить или жарить рыбу. Пират делал это осторожно, стараясь готовить на углях. Он опасался привлечь внимание проходящего судна или рыбаков. Курвель знал, что рифовые барьеры вокруг острова дельфинов почти не проходимы, и не многим лоцманам под силу было их преодолеть. Но все-таки лучше было перестраховаться и не привлекать к своей персоне ненужного внимания. Быть пойманным означала для него виселицу.
На случай опасности, Курвель подготовил для себя убежище. Он вырыл землянку недалеко от навеса, на холме, под густым кустарником. Оттуда открывался хороший обзор на пляж, лагуну и океан. В тайную нору он принес все необходимое: сушеную рыбу, фрукты и воду в глиняном кувшине. Так можно было продержаться несколько дней, оставаясь незаметным для случайных гостей.
Каждодневные прогулки убедили Ксавье, что его остров совсем маленький, не более трех миль в длину, а в ширину — и того меньше. Кроме птиц и пресмыкающихся, других животных в лесу не водилось. Зато пернатых было великое множество. Изобретательный островитянин вскоре приспособился ловить птиц силками, так его меню стало разнообразнее.
Поначалу, без соли, вся пища казалась ему пресной. Но, вскоре он привык к новому вкусу и перестал это замечать.
Глава 54. Загадка «Квин Элизабет»
В Лиссабоне, куда корабли зашли, чтобы пополнить запасы пресной воды и свежих овощей, семья Броквуд перешла на борт «Британии».
Супругам хотелось поближе узнать замечательного доктора Шелтона, о котором так восторженно отзываются их дети.
Ник был рад этому: теперь он мог больше общаться с Ровеной и Бобби. Без них ему было тоскливо.