Наследники минного поля
Шрифт:
Вся компания была у Журавлёвых на обрывчике, возле жаровни. Шкворчали сосиски, Вова побрякивал на гитаре, Инна подстилочку камнями по углам прижимала. Подстилочка пружинила снизу примятыми былинками. Сергей-подводник рисуясь бицепсами, делал вид, что никак не может справиться с пробкой. Идиллия, словом. Свету углядели ещё издалека, когда она по тропинке поднималась. Обрадовались, замахали.
— Света, молодец, что выбралась! А мужа куда задевала?
Наспех поздоровавшись, Света взяла Инну под
— Минутку, ребята, нам надо посекретничать.
ГЛАВА 28
Инна сообразила, что сейчас будет, только когда они оказались на самом краешке обрыва. Вырвать руку она не могла: Света её прихватила за кисть с большим знанием анатомии и расположения нервных узлов. Метров на двадцать внизу, прямо под ними, зелёные волны бились об очень неприятные скалы. Острые.
— А теперь ты, сука, им расскажешь всё, или мы полетим отсюда вместе.
И весёлым голосом Света позвала всю компанию:
— Э-эй, ребята! У Инны для нас сносгсшибательные новости!.
У Инны, ясное дело, сомнений не оставалось. Эта кошка бешеная готова была исполнить именно то, что обещала. Как-то даже радостно готова. Инна ощутила это всем хребтом. Поэтому она сопротивляться не пыталась: обмякла и боялась сделать хоть слабенькое движение.
— Сколько времени ты работаешь на КГБ?
— Я… не работаю. Я в штате не состою, честное слово!
— А без штата — когда в последний раз доносила?
— В Москве ещё. А тут — нет…
— Про что рассказывала? Громче, моя милая!
— Ну… меня спрашивали про религиозную литературу. И — другую всякую.
— Кого называла?
— Я старалась — как можно меньше. Про Вову они сами спросили…
— Инночка, моё терпенье кончается. Ну, быстро!
Света качнулась немного. Ох, с каким наслаждением она и вправду туда сейчас полетит! С этой… Прямо так, спиной назад. Но ещё дело недоделано. Какая-то струйка внизу зажурчала, Света не обратила на это внимания.
— Всех и сразу, духом! Смотри, золотко, не пропусти никого!
— Диму с Аллой, Вову, Сергея, Алёшу, тебя, Саню Барышева, это в Москве, ещё Марину с Петей Кузиных…
Дальше пошли имена незнакомые, и Света бесцеремонно прервала:
— Тут в Одессе — как должна была докладывать?
— В Городском саду, послезавтра, на скамейке, где львица, в одиннадцать двадцать, Шурику.
— Кто такой Шурик?
— Не знаю… должен подойти и сказать, что он Шурик.
Инна хотела унять дрожь, чтобы Свету не сердить, но не могла. Она ревела уже:
— Я… не хотела…
Света отпустила её руку и свою отряхнула. Чего эта дрянь не хотела — пускай сама теперь рассказывает. Без её помощи. Прошла сквозь полукольцо обалдевших приятелей и стала спускаться вниз, не оглядываясь.
Теперь
Ку-да?
Добираться до города было около часу, и было время подумать, что теперь делать. Собраться и уйти с детьми к Наташе? Вышвырнуть Алёшины вещи из квартиры, и пусть сам убирается на все четыре стороны? Нет, раньше — просто посмотреть ему в глаза. Это просто ужасно — что можно любить человека так, что теперь от этого непонятно, что делать, только трудно дышать от боли.
Она звонить не стала, открыла дверь своим ключом. Миша сидел в их комнате, крутил Алёшин приёмник перед пепельницей, полной окурков. Вскинулся:
— А Алёшка где?
— Не знаю я, где.
— Постой, ты что, сама приехала? А Алёшка?
— Что ты мне про Алёшку!
— Так он же поехал за тобой. Ему позвонили, сказали, что тебе плохо, он сразу сорвался…
— Откуда позвонили?
— Ну, оттуда… Ты видела его?
Света села. Миша налил ей компоту из холодильника.
— Светка, ты только не волнуйся. Я слушал: только тех арестовали, что в Москве вышли на площадь, больше, получается, пока никого. А он же даже протест не писал, он только не подписал ту телегу. Ты пей компот давай, и будем сидеть и ждать. Он просил меня пока побыть тут на телефоне.
Телефон уже год как провели в их квартиру, он стоял на тумбочке в коммунальном коридоре. Но никто не звонил, и к десяти вечера стало ясно, что Алёша домой не вернётся. Тогда сел названивать Миша. А Свету, чтоб не мешала, чай погнал заваривать.
Она уже заварила, поставила чашки с синими блюдечками. Спохватилась, что Миша голодный, наверное, и накроила докторской колбасы с хлебом. Алёша всё забывал наточить оба ножа, они резали один паскудней другого.
Сидела на тахте, балансировала ложечкой на кончике пальца. Ложечка качалась, как маленькое коромысло: туда-сюда.
Миша вошёл в комнату, сияя.
— Всё выяснил! Его повязали по хулиганке на пятнадцать суток, он в спецприёмнике сейчас. В три часа взяли. Значит, и выпускать будут в три. Не дрейфь, Светка, это же не срок, это так — административный арест. Значит, его пугают просто. Соли на хвост вместо отпуска… Если бы срок — сразу взяли бы по-настоящему.
Это Миша врал. Знал, что бывало и такое: раньше сутки, а потом уже — предъявление обвинения. Света на него взглянула и поняла, что врёт.
— Ну, Светка, ну погодим. Я завтра постараюсь выяснить по контактам, что к чему. Я сейчас только Ленке позвоню, ладно?
Он позвонил Лене и сказал, что ночует у Светки. Её не надо сейчас оставлять одну. Ну, он потом объяснит. И путь бы Ленка тоже приехала. Ну конечно, и Илюшу одного на ночь нечего оставлять. Но с утра! Ему ж на работу завтра, а Светку, он же говорит…