Наследники по прямой.Трилогия
Шрифт:
Помешкав, бандит сунул ручку обратно в карман Гурьеву. Удовлетворившись результатами осмотра, один из них кивнул бритому и распахнул пиджак. Гурьев увидел рукоятку нагана, захватанную до полированного блеска, и спокойно кивнул, соглашаясь с правилами игры. Оба мужика вернулись на свои места, а Гурьев остался стоять в метре от столика, ожидая приглашения.
Ферзю это явно понравилось. Он усмехнулся, откинулся на стуле и, облокотившись одной рукой на спинку соседнего, другой сделал гостеприимный жест:
– Присаживайся, добрый человек.
– Благодарю, – Гурьев
– Большой вырос, – кивнул Ферзь. – Ну, рассказывай, добрый человек. Может, помогу я твоему горю.
– А я твоему – уже помог, – ослепительно улыбнулся Гурьев. – Сявок этих, что ты мне прислал, я отправил – малой скоростью. Так что – услуга за услугу: давай мириться, атаман.
– Каких таких сявок? – сделал удивлённое лицо Ферзь.
– Ну, будет тебе, Николай Протасович, – Гурьев кротко вздохнул. – Я же понимаю – ни к чему тут гастролёры, когда в местной труппе все роли давно и основательно расписаны. Ты мне их затем и подбросил: сделаю их – хорошо, они меня – ещё лучше. Ты только не всё учёл, Николай Протасович. Исходных данных тебе не хватило. Поэтому и предлагаю – давай похорошему. Ты моё не тронь, я твоё не трону.
– Здесь всё моё, милый. Твоего нет тут ничего и быть не может. Понимаешь, нет?
Так было, подумал Гурьев. Так было, это правда. А теперь не будет. Больше никогда.
– Сурово ты разговариваешь, атаман. Но, вот так сурово – напрасно. Я знаю, что у тебя за беда с моряком приключилась. Как только он из похода вернётся, я с ним побеседую по душам. И сделаю так, что он ни тебя, ни людей твоих – вообще ничего замечать не будет. А девочку – оставь. Прошу, как серьёзного человека.
– Хочешь сам ей целку сломать? – улыбнулся бритый. – Хорош, хорош. А ещё учитель. Я первый, потом ребята мои. Нас много, но биксам, когда в раж войдут, это нравится. А потом ты. Так уж и быть, – бритый прикрыл глаза и кивнул. – Если не побрезгуешь, конечно, после насто.
Он засмеялся. Молодцы по правую и левую руку от бритого тоже заржали, довольные. Смейся, смейся, подумал Гурьев. Действительно, легавый. Да и то – бывший. Смейся, нелюдь. И я посмеюсь. Потом. Он улыбнулся:
– Ты, часом, сам не влюбился, атаман? Вот уж не ожидал, от такого человека. Но, на самом деле, – немудрено.
– Следи за базаром, учитель, – ощерился бандит с наганом. – Ты кому тычешь, ты?!
Гурьев медленно повернул к нему голову и удивился:
– А кто разрешал открывать рот? Николай Протасович?
Мужик с наганом вылупился сначала на Гурьева, потом – на Ферзя. И только потом, опомнившись, схватился за рукоятку оружия. Второй угрожающе подался в сторону Гурьева. Гурьев же, словно не замечая всего этого, снова обратил лицо к Ферзю:
– Так о чём это мы, Николай Протасович?
– О деле, – кивнул Ферзь. – Только за базаром следить всё одно полезно.
– Стараюсь, – скромно потупился Гурьев. – Стараюсь, Николай Протасович. Но я же с тобой разговариваю, а это, – он чуть кивнул в сторону «стрелка», – с чего раскрякалось?
– Ну, ты, бля!!! – бандит вырвал изза пояса наган
– А почему мушка не спилена? – поинтересовался Гурьев, откидывая барабан [91] непонятно как перекочевавшего к нему револьвера, высыпая патроны себе на ладонь и опуская их в вазочку изпод варенья.
– Чё?! – хрипло спросил бандит, переводя ошалелый взгляд с Гурьева на Ферзя.
– Когда я тебя буду этой штукой в очко пялить, – ласково пообещал Гурьев, покачивая стволом из стороны в сторону, – узнаешь, «чё». – И кинул револьвер бандиту назад: – Спрячь керогаз, бык картонный. Николай Протасович, мы будем с тобой беседовать или продолжим железками перебрасываться?
91
Револьвер системы Нагана образца 1910 г. оснащался откидным барабаном для облегчения заряжания и экстрактирования стреляных гильз.
Повисла пауза. Гурьев ждал. Ферзь, посопев еле слышно, кивнул своим шестёркам:
– А ну, оба. Идите, курните чуток.
Оба бандита, как будто нехотя, поднялись и двинулись в противоположный конец зала, озираясь на хозяина и странного гостя.
– Ну. И кто ж ты такой? – спокойно удивился Ферзь. – Кто ж ты такой? Крутой, как я погляжу. Тебя чему в институтах учили? Взрослым, уважаемым людям – «вы» положено говорить.
– Вот мне и говорят, – кивнул Гурьев. – На «ты» со мной только близкие люди. В общем, ты определись, Николай Протасович. Или «ты», или «вы». А можно просто – по имениотчеству. Яков Кириллович.
– Яков Кириллович, – Ферзь усмехнулся, продолжая Гурьева настороженно, но без страха изучать. – Ну. Так кто ты такой?
– А ведь ты не знаешь, – посетовал Гурьев. – И даже тебе любопытно. Неужто тебе не докладывали?
– Ты учти, учитель…
– Я не учитель, Николай Протасович, – мягко перебил его Гурьев, – я наставник. Это, в общем, разные вещи.
– Говори, кто такой.
– Интересно, правда? – Гурьев усмехнулся. – Для старого боевого товарища – слишком молод. А для молодого щегла – слишком хорош.
– Хватит.
– Ну, хватит – так хватит. То, что ты обо мне знаешь – ничему не верь. Работы в крепости видел?
– Ну. И тебя там видели. Дальше что?
– Продай мне девочку. Я понимаю, что слово назад не возьмёшь, авторитет нельзя ронять. Мне таких вещей объяснять не нужно. Так что?
– Сколько?
– Полпроцента.
– Чё?!?
– Полпроцента, Николай Протасович. Это такие деньги, – Гурьев закатил глаза и покачал головой. – Ну, мне нет никакого резона с тобой воевать, Николай Протасович. Вообще никакого. У тебя свои дела, у меня свои. Это у моряка песни революционные в башке звенят, а мыто с тобой – взрослые люди. Я знаю, ты в городе порядок навёл, шпану прищучил. Это дело правильное. Большое тебе за это человеческое спасибо. Хочешь, могу к ордену представить. За трудовые заслуги. А девочку продай.