Наследники Скорби

Казакова Екатерина

— Верно. Потому я и спрашиваю: на кой ляд ты нам теперь сдался?

Рыдания Беляна стали еще надрывнее.

— Ты не хочешь делать то, что приказывают, — объяснил ему мучитель. — Зачем в таком случае тебя кормить?

Обережник склонился над жертвой, на кончиках пальцев вспыхнуло голубое сияние.

— Ты или будешь

жить

предателем, или

умрешь

предателем. Выбор скудный.

Юноша в ответ спрятал лицо в ладонях,

только чтобы не видеть ослепительного сияния Дара.

— Господин, не убивай меня, не убивай! Я ни в чем не виноват! Я не хотел таким становиться! Я никого не трогал и не мучил. Мы шли в Лебяжьи Переходы!!!

— Куда? — Ратоборец отступил на полшага. — Куда вы шли?

Пленник заговорил, и гнусавый от слез голос сквозь судорожно стиснутые ладони звучал глухо:

— В Лебяжьи Переходы. Мы хотели там укрыться… от… от вас. Говорят, там много Осененных, и с ними сильный вожак. Мы хотели жить!

— Лебяжьи Переходы? Где это? Ну?! — Человек снова навис над Ходящим. — Где?

— В лесу! — заверещал Белян, ослепленный разгорающимся огоньком. — В стороне от Верхополья! Люди туда не ходят, там оградительная Черта!!!

Он почти визжал, и мужчина влепил ему затрещину. Рука у Главы была тяжелая. Мальчишка дернулся и замолчал.

— Прекрати орать. Что за оградительная Черта?

— В Лебяжьих Переходах много Осененных, там, говорят, глубокие пещеры, где можно жить, не боясь солнечного света. Туда уходят такие как мы. А вы… вы туда не можете попасть, Черта не пустит. Но я не знаю, правда ли это. Может, и вранье! Мы шли туда, вели свою Стаю. Хотели укрыться!

Обережник молчал, а мальчишка продолжал тараторить:

— Мы не хотели никого убивать, мы не хотели, чтобы за нами охотились! Мы не виноваты в том, что такими сделались!!!

— Как они кормятся? — задумчиво спросил ратоборец, пропуская мимо ушей оправдания пленника. — Почему мы до сих пор не заметили, что там логово?

Белян всхлипнул:

— Там десятки Осененных. Они сильны. Говорят, будто некоторые из них даже живут в городах. Среди людей. Я не знаю, правда ли это… Может, и нет. На Охоту ходят поочередно. Это нетрудно. Можно подкараулить обоз в чаще и приманить кого-то из купцов. Можно за несколько дней дойти до какой-нибудь веси. Можно даже до города доехать… Пожалуйста, не надо меня убивать!

Глава чернел лицом:

— Я спрашиваю последний раз. Можешь ты услышать кого-то из своей Стаи? — спросил мужчина, и глаза его показались Ходящему совсем мертвыми.

Под этим тяжелым взглядом не было сил ни лгать, ни юлить. Поэтому пленник всхлипнул, вцепился леденеющими пальцами в лавку и прошептал:

— Могу…

* * *

— Ну, вот и приехали, выбирайся, — Лесана подтолкнула Руську с саней. — Выходи-выходи, не бойся.

Мальчонок, неповоротливый и круглый в своем тулупчике, сполз

с розвальней на припорошенный снегом двор и запрокинул голову, чтобы лучше рассмотреть каменные башни Цитадели.

В этот день, как и в день отъезда из родной веси, было безоблачно. Солнце светило яркое, радостное, от холода перехватывало дыхание, и снег сверкал ослепительно.

— Теперь ты, — Лесана хлопнула Люта по заду. — Да осторожнее, телок! Вот же туша! Ты, по-моему, еще больше стал.

Волк глухо рыкнул, огрызаясь.

— А ну, тихо. Ишь…. — Она потянула его за веревку.

Оборотень переступил, разминая затекшие лапы, и встряхнулся.

— Шапку не потеряй. — Тамир щелкнул Руську по лбу, отчего с запрокинутой головы паренька слетел заячий треух.

— Ай! — мальчишка расхохотался. — Это что ж, вы прям здесь и живете?

— Живем. Теперь и ты будешь жить. — Тамир вручил ему узелок, собранный матерью. — Держи.

— Я пойду телка этого в казематы сведу, а там сразу к Главе сходим.

Колдун кивнул.

В этот миг позади хлопнула дверь.

— Лесана…

Девушка улыбнулась, узнав голос наставника. Вот и идти не пришлось. Видать, услышал голоса. Сам спустился. И, правда, долгонько их не было. Может, уж решили, что сгинули.

— Мира в дому! — весело сказала она, оборачиваясь, и тут же улыбка сошла с губ — таким неживым, застывшим было лицо креффа. — Что?

Он стоял на всходе, одетый, как обычно, в черную рубаху с распахнутым воротом. И вроде бы ничего не изменилось. Но глаза…

А смотрел обережник на кого-то за спиной Лесаны.

— Эльха? — В его голосе были разом неверие и надежда.

Девушка обернулась, поглядела на Руську и он, почувствовав на себе взгляды, отвлекся от созерцания каменной стены, оглянулся.

— Кто это? — глухо спросил Клесх.

— Братец мой молодший. Он Осененный, вот, привезла… — ничего не понимая, сказала обережница.

Ратоборец медленно спустился во двор, подошел к мальчику и положил тяжелую ладонь на светлую макушку. Шапку-то обратно напялить Руська так и не удосужился. Стоял, держа ее в одной руке вместе с подорожным узелком.

— Братец… — с непонятной горечью в голосе повторил Глава. — Ну что ж. Пойдем, братец.

И тут же, обернувшись к Лесане, спросил, кивнув на Люта:

— А это еще что?

— Волколак. Говорит, будто знает того, кто веси разоряет.

В глазах креффа впервые промелькнул интерес:

— Серого?

— Да.

Мужчина опустился на корточки перед волком и спросил выученицу:

— Он не Осененный?

— Нет. На солнце слепнет.

— Стало быть, знаешь про Серого… — задумчиво произнес ратоборец. — Это хорошо. Веди его в каземат.

Девушка кивнула, не решаясь спрашивать о том, что случилось. Но недоброе предчувствие взяло за горло.