Наследники Великой Королевы
Шрифт:
Внезапно из темноты появилась квадратная фигура, и я услышал голос Гарда.
— Так значит Близ и кок будут говорить от вашего имени? Это я сейчас побеседую с вами… с помощью кулаков. Посмотрим, как вам это понравится.
Говоря это, он сделал шаг мне навстречу. Я видел как его рука оттянулась назад. У меня не было возможности уклониться, потому что вплотную за моей спиной стояли люди. И я поднял руку, пытаясь отбить удар.
Пришел в себя я в своей каюте. Я догадался, где нахожусь, так как увидел испанскую шпагу, висевшую на стене. Эту шпагу
Я был так слаб, что даже не мог поднять головы. Все вертелось у меня перед глазами, казалось, я вижу не одну, а двенадцать шпаг с кистями на рукояти. Потом я услышал голос Джоралемона.
— Кажется, он приходит в себя, — а затем голос хирурга Микля. — Очень этому рад.
— Его состояние вызывало у вас беспокойство?
— Признаться, да. Когда мы подняли его с палубы, я был уверен, что у него сломана шея. Лично я предпочел бы получить удар шкворнем, но не кулаком Гарда.
— Со мной все в порядке. — прошептал я, с трудом шевеля губами. Голова у меня болела не меньше, чем в первые часы после ранения. — Что произошло?
— Что произошло? — переспросил Джоралемон. — Гард едва не отправил тебя на тот свет. Расправившись с тобой, он одним ударом сбил с ног кока, сломав ему нос. Теперь коку очень худо.
— Никаких кораблей не видно?
— Нет, а что?
— Мы должны были уже соединиться с остальным флотом этой ночью, — сказал я. — Завтра может быть слишком поздно. Который теперь час?
— Около полуночи. Ты лежал без памяти больше двух часов, Роджер. Я уже начал опасаться худшего.
Хирург дал мне какое-то питье. Должно быть лекарство было очень сильное, потому что мне сразу же стало немного легче. Потом все вышли из каюты, и я вскоре уснул.
Вернулись они, когда уже занимался день, и лучи солнца проникали через иллюминатор. Я попытался сесть, но не смог. Тем не менее, чувствовал я себя уже лучше. По крайней мере в глазах больше не рябило и шпага спокойно висела на своем месте. Голова, однако, еще болела.
— Горячий ветер с африканского побережья пока не стихает, — сказал Джоралемон. Микль осторожно ощупал мою челюсть. Я заметил, что кожа на их лицах потемнела и как будто съежилась. Каково же было Климу в его деревянной клетке?
— Кость цела. У вас на редкость крепкая челюсть, молодой человек.
— Флот не появился?
— Нет.
— Как далеко еще до Марса Али?
— Трудно сказать. Пока земли еще не видно.
Итак, все мои надежды рушились. Ведь мы уже должны были достичь оконечности Сицилии, где был назначен пункт сбора наших кораблей. Или мы отклонились к западу в поисках неприятеля? Если это было так, то моя последняя надежда спасти Клима рухнула.
— Как он, — спросил я слабым голосом.
Несколько мгновений Джоралемон не отвечал.
— Еще час назад Клим находился в полном рассудке, — ответил он наконец. — Я разговаривал с ним. Да простит меня Господь, я убеждал его перерезать веревку. Зачем продлевать такие страдания? — Он даже улыбнулся при этом.
Я
— Сколько это еще может продлиться?
Ответил хирург.
— Боюсь сегодня жара будет еще нестерпимее. Я уже бывал в подобных переделках. Такая жара редко длится меньше пяти дней. Трудно сказать, сколько сможет выдержать Клим. Он ведь такой здоровяк…
Я повернул свою раскалывающуюся от боли голову к Джоралемону.
— А что команда? Могут они что-нибудь предпринять?
— После вчерашнего все ведут себя кротко, как ягнята. Капитан Уорд еще не показывался. Поздно вечером я сообщил ему обо всем случившемся, и о настроениях команды. Его ужин стоял на столе нетронутый. Он пил и потребовал, чтобы я убирался.
Потом все удалились. Должно быть некоторое время я впал в какое-то странное забытье. Мне казалось, будто я сам нахожусь в «Корзине». Видение было на редкость реальным и отчетливым. Я сидел, почти упираясь коленями в подбородок, потому что сидеть иначе мне не позволяла теснота. Клетка казалась мне такой хрупкой, что при каждом порыве ветра я невольно старался затаить дыхание, боясь рухнуть вниз. Солнце палило нещадно. Доски нагрелись так, что к ним было невозможно прикоснуться. Я старался сжаться в комок, лишь бы не дотрагиваться до них. Горло горело так, будто меня заставили наглотаться раскаленных углей.
Когда я отваживался бросить взгляд вниз, мне казалось, что подо мной полыхают языки пламени. Было ли это море? Или я висел над озером вечного огня?
Временами я приходил в сознание, но затем почти сразу же опять погружался в мир леденящих душу видений.
Один раз я увидел Хьюберта, капитанского денщика. В руках он держал винную флягу, и я слышал, как он сказал.
— Капитан передает вам привет, сэр.
Я с трудом приподнялся на локте.
— Флот уже показался?
— Нет, сэр. Могу я налить вам стакан вина?
— Отнесите его назад капитану и передайте ему мою благодарность.
Он с упреком взглянул на меня и сказал.
— Это ведь мускат.
Но я уже снова «очутился» в клетке и не видел, как он ушел.
Прошло много времени, прежде чем вернулся Джоралемон. Он выглядел мрачным.
— Который теперь час?
— Уже темнеет.
Я попытался сесть.
— Я лежал весь день? Наверное был без чувств. Что за это время случилось, Джор?
— Ты находишься здесь уже два дня. Мы навещали тебя каждые несколько часов. У тебя была сильная лихорадка.
— Мы соединились с остальным флотом? Он уже встретился с испанцами?
Джор покачал головой.
— О флоте ни слуху ни духу. Джон уже начинает тревожиться. — Он помолчал немного, а потом печально произнес.
— Роджер, Клим мертв.
Я почувствовал, как у меня задрожали руки. Нет ничего более страшного, чем неотвратимость смерти. Клим ушел навсегда. Я не сумел спасти его. В течение двух дней валялся в своей каюте, бросив его на произвол судьбы. А теперь предпринимать что-либо было уже поздно.