Наследники
Шрифт:
Всадники поднялись на небольшой, сглаженный временем курган, который высился над синими озерами. Бесчисленные сурковые, норы темнели в песчаном береге, попискивали среди камней полевые мыши. По скату цветистым ковром пестрел бело-красноватый степной зверобой. Остатки каменных стен высились в голубом небе. В расселинах руин, в быльняке шумел ветер. Когда-то, в давние-предавние времена, мимо древнего городища в этих местах пролегала великая ордынская дорога. Ею на запад шли воинственные народы — гунны, за ними —
Демидов скинул шапку, утер обильный пот на широком лбу.
— Ну и приволье! — восхищенно сказал он. — Какой простор! Быть бы ястребом да кружить мне тут над всей этой благостью!
Цепко сидя в седле, Селезень покосился на хозяина. «Чего тут! Демидовы похлеще ястреба будут», — озорно подумал он, а вслух одобряюще сказал:
— Эко место! Металл — рядом, воды — океан, лесов для домны — прорва. Вот и ставь, хозяин, тут завод!
— Это верно. Добрый твой глаз! — похвалил приказчика Демидов. — Быть здесь заводу. А другой за озером обладим…
— Как, разом два? — удивился Селезень.
Никите Акинфиевичу исполнилось всего тридцать лет. Широкоплечий, крепкий, в полной силе человек. Упрямые, волевые глаза, — даже Селезень не мог выдержать их испытующего, пристального взгляда.
«Силен и размашист», — внутренне похвалил он Демидова и, подумав, спросил:
— А народищу где возьмем на стройку, хозяин?
— Хо! — ухмыльнулся Никита. — Было бы болото, а черти найдутся. А мужики на что? То разумей, Иван, Сибирь лежит нетронутой, а народ там жильный, крепкокостый. Вот и работяги нам!..
«И все-то он знает и ко всему уже примерился, ведун!» — подумал Селезень.
— Поехали! — закричал Никита. — Надо к вечеру за озера выбраться! — Он тронул повод, коренастый серый конь стал спускаться с кургана.
Демидов молодецки сидел в казачьем седле. На загорелом бритом лице появилась самодовольная улыбка.
— Отныне земли и воды тут мои! — сказал он по-хозяйски уверенно.
Хоть земли осмотренные и не были узаконены, но Селезень всей душой поверил в хозяйское слово. Выглядел Демидов как победитель, покоривший обширные земли…
К закату Никита Акинфиевич и Селезень прибыли в затерянное в горах сельцо Кыштым. Не отдохнув, не покормив коней, они взобрались на высокую гору Егозу. Весь край лежал как на ладони: кругом шиханы, озера, леса — размахнись, сила! На малом пространстве насчитал Никита свыше сотни озер. Какое разнообразие их: были тут глубокие и холодные, светлые и прозрачные, мелкие и теплые, мутные и тинистые. А вон — зарастающие озера-болота!
Долго любовался очарованный заводчик нетронутым краем. Алчный к богатству, он решил не откладывать дела.
— Вот местечко и для
— Но под горой сельцо, хозяин, и хлебопашцы там, — заикнулся было приказчик.
— Это добро! — отозвался Демидов. — На первой поре работные людишки будут. Какие это землепашцы? Кто им дозволил тут землю поганить? То самовольщики, беглые с Руси. Погоди, вот мы их приберем к рукам!..
Косые лучи заходящего солнца ложились на долины и леса. В предвечерней тишине внезапно вздрогнул густой упругий воздух — торжественный благовест огласил крохотные нивы и застывшие леса, понесся над зеркалом вод. Демидов встрепенулся, прислушался.
— Никак и храм божий устроили, ишь ты! — удивился он. — Стало быть, и попик тут есть! То добро, легче с мужиками будет сговориться, да и церковь не надо ставить. Тронулись, Иван!
Они спустились с горы, добрались до сельца. Старая бабка вынесла их из хибары берестяной корец с квасом да горбушку хлеба.
— Ешьте, родные, — предложила она им. — Откуда путь держите, православные?
Демидов промолчал, уминая горбушку.
— Ты, баушка, скажи, как звать-то тебя? — спросил приказчик.
— Звать-то Оленой, милок! — словоохотливо отозвалась старушка. — Восьмой десяток пошел, кормилец. Не работница ныне стала…
— А где людишки? — прожевывая кусок, спросил Демидов.
— В храме божьем, милок. Ноне день субботний.
— Пахоты чьи? — деловито допытывался Демидов.
— Божьи, батюшка, — поклонилась бабка. — Наезжают башкирцы, мужики одаривают их кой-когда, вот и все тут! И какие это пашни — скудость одна. К пресвятому покрову в закромах — ни зернышка…
— Ладно, спасибо на том, баушка, — поклонился Селезень.
Бабка покосилась на его черную бородищу, укрыла ладошкой незлобивую улыбку.
— Из цыган, должно быть? — спросила она. — Не сердись, сынок, и цыгане народ добрый.
Демидов встал с завалинки, потянулся.
— Где поповское жило? — спросил он старуху.
— Вон крайний двор!
Держа на поводу коней, Демидов и Селезень побрели к дому священника. Там у плетня они привязали их и зашли в дом. В опрятной горнице пахло вымытым полом, свежими травами, набросанными на широкую скамью.
— Эй, кто тут есть? — закричал Демидов. На его зов никто не откликнулся.
— Должно быть, все на моленье ушли, — разглядывая избу, сказал Селезень. — Скромненько попик проживает. Ох, как скромненько! — вздохнул он.
Никита улегся на скамью. Приятная усталость сковала члены, ароматом дышали травы; за тусклым оконцем, как красный уголек, погасала вечерняя заря. Демидовым незаметно овладел сон. Селезень распахнул настежь дверь и уселся на порог. Как сыч, неподвижно, неслышно оберегал хозяина…