Наследники

Сизов Николай Трофимович

Мучило его и еще одно. К тому, что он выбрал стройку, здесь отнеслись как к делу естественному, обычному. А ведь это, как ни крути, поступок! Он сам, сам сменил все московские блага на лихорадочную, суматошную жизнь, на дни без свободной и спокойной минуты и ночи без сна.

…Спор Данилина и Быстрова коммунисты стройки обсуждали долго и тщательно.

Собрание проводилось в красном уголке главного корпуса. К пяти часам собрались все, кто мог явиться, человек сорок или пятьдесят. Начальники участков, бригадиры, бетонщики, монтажники — партийное ядро стройки. Когда Быстров после своего короткого вступления предоставил слово Данилину, тот поднялся насупленный, хмурый. Говорил не очень охотно, как бы через силу, все

время не уходила мысль: а почему, собственно, я должен доказывать, что я прав, доказывать им, моим подчиненным? Их дело выполнять, что будет сказано. Потом одернул себя: коммунисты же здесь…

Мелькала порой и такая дума: «А может, я действительно зря упорствую? Ведь не исключено же, что главный корпус будет стоять и ждать другие цехи». Но привычная, не раз обдуманная мысль брала верх: влезем во все объекты — распылимся, завязнем, а потом попробуй объясни, какими благими намерениями ты руководствовался. Нет, нельзя на это идти. «Вас-то, дорогие товарищи, — мысленно обращался он к залу, — к ответу не потянут. Да, да. Позовут меня, Данилина». Его голос стал увереннее, крепче.

— Я не понимаю упорства товарищей, которые настаивают на пересмотре графика, сроков, проекта организации работ. Все согласовано с заказчиком, утверждено обоими министерствами и является для нас законом. Я вполне понимаю горячий порыв авторов новых предложений: сдадим в кратчайшие сроки весь «Химмаш», удивим всех и вся. Вперед и выше, как говорится…

В зале кто-то было засмеялся, но быстро смолк. Данилин продолжал:

— На что нас толкают? Разбросать силы, обречь на срыв главный корпус во имя довольно призрачной перспективы сдать одновременно весь производственный комплекс. Думаю, этой аудитории нет надобности разъяснять, что такое финансирование, проектная документация, технология строительных работ. Я, знаете ли, тоже люблю и размах и темп, но вовсе не сторонник пустых фантазий и прожектов.

Быстров подождал, что еще скажет Данилин, но тот, сложив листки конспекта, уже собирался отойти от стола. Алексей ровным, но чуть глуховатым от напряжения голосом обратился к нему:

— Владислав Николаевич, вы ведь не будете отрицать, что наши механические цехи, то есть главный корпус, смогут быть использованы либо при условии работы литейки и кузнечно-прессового производства, либо при наличии широкой кооперации?

Данилин снисходительно пожал плечами.

— Да, конечно. Но в этом нет ничего из ряда вон выходящего. Времена, когда каждый завод стремился иметь у себя, за своим забором, все — от литейки до сапожной мастерской, — давно прошли. У нас вся или почти вся промышленность работает на принципах специализации и кооперации. Это общеизвестно.

— Но потребности «Химмаша» в литье, крупногабаритных поковках, — все в том же тоне продолжал Быстров, — заводы центральных областей обеспечить не могут, они перегружены. Это тоже общеизвестно.

— Ничего, поднатужатся малость.

Когда Данилин сел, наступило долгое напряженное молчание.

Снегов думал о том, как же разобраться во всем этом. Когда говорил Быстров, он был уверен, что парторг прав, но вот начал говорить Данилин, и уже казалось, что прав он. Анатолий почувствовал беспокойство, неуверенность и, наклонившись к Быстрову, спросил:

— Алексей Федорович, не запутаемся?

Быстров не ответил. Он настороженно слушал выступавших. А недостатка в ораторах не было. Одни приходили к выводу, что вариант Данилина более реален, обстоятелен и верен, другие взвешивали аргументы парторга. И те и другие приводили доводы и доказательства в защиту обеих точек зрения.

Собрание шло уже давно, а Снегов все еще не улавливал, к чему склоняется коллектив партийцев, какая же линия в организации работ будет принята и одобрена. Об этом думал не только Снегов. Многие чувствовали, что наступило то равнодействие сил, равновесомость мотивов и доводов, которые

предельно затруднят решение.

Медленно, как бы вслушиваясь в себя, взвешивая каждое слово, Быстров начал свое выступление.

Хотел он говорить коротко и спокойно, но речь получилась длинная, взволнованная. Лицо Алексея разрумянилось, глаза сухо блестели, он стоял за столом какой-то колючий и непримиримый.

— Я отдаю должное мыслям и соображениям товарища Данилина, но стою по-прежнему на своей точке зрения. Хочу напомнить: нам поручено построить завод, а не часть завода. Не просто возвести энное количество производственных площадей, а создать возможности для выпуска продукции. И не когда-то, а как можно быстрей. Думаю, что при решении сегодняшнего вопроса мы должны помнить прежде всего об этом.

Данилин подал реплику:

— Все это азбучные истины, товарищ Быстров. Они нам хорошо известны. По существу, вы хотите устроить показуху.

Быстров посмотрел на него удивленно.

— Я хочу, чтобы мы сдали весь производственный комплекс. Какая же это показуха? Показуха скорее то, что делаем сейчас, — смотрите, мол, какой темп взяли, досрочно главный корпус сдадим. А что толку? Первое, — загнул он палец. — Кооперированные поставки нам не обеспечены. Кооперация в промышленности — вещь отличная, и, восхваляя ее, легко прослыть передовым и современным. Но перед нами голый факт: не будет заводу ни литья, ни поковок. А если и будет, то с трудом. И причин тому достаточно. Потребности на продукцию любого завода растут день ото дня, в стране ведь строится не только «Химмаш». Кооперированные поставки заводу тоже, конечно, будут, спора нет, но будут по вспомогательным и специальным узлам, как это и предусмотрено проектом. При всех его недостатках это он учитывает. В нем оказались необоснованно затянутыми сроки ввода некоторых объектов, механически определена их очередность. Именно об этом мы и спорим. Второе. Высокопарные слова о старых временах, которые прошли, и о новых, которые наступают, — эти рассуждения сразу же превращаются в мыльный пузырь, как только мы вспомним, что завод-то наш проектировался как законченный производственный комплекс. Когда «Химмаш» войдет в строй, за его забором будет и литейное производство, и кузнечно-прессовое, и свое компрессорное, и котельно-сварочное хозяйство. Так для чего нужно наводить тень на ясный день?..

К чему сводится предложение о комплексном ведении работ? Чтобы завод в назначенные сроки смог давать продукцию. Товарищ Данилин твердит: это показуха! Но все-таки присмотримся к возражениям товарища Данилина. Его идея — сдать прежде всего главный корпус, не думая об экономических последствиях этого. Лишь бы в срок. Лишь бы разрезать красную ленточку. Это ли не показуха? К дымовой завесе в виде рассуждений о старом и новом, к словечкам о туманных грезах товарищ Данилин вынужден прибегать потому, что держится за привычные, за удобные ему самому методы строительства. Вот ведь странность-то: человек жертвует покоем и комфортом ради того, чтобы отстоять свою устаревшую, свою комфортабельную инженерно-экономическую доктрину. Коммунисты принимают в расчет личные склонности каждого отдельного человека. Но коммунисты не принимают в расчет притязаний на безгрешность догм, как бы они ни были освящены предыдущим опытом.

Я утверждаю, что, если по-настоящему организовать дело, добиться дополнительной мобилизации людей, техники, материалов, мы параллельно с главным корпусом сможем вести работы и по литейке и по кузнице…

Опять выступал Данилин, и вслед за ним вновь Быстров. Спорили до хрипоты. Совещание длилось еще два часа. В итоге большинство коммунистов высказалось за то, чтобы параллельно с главным корпусом развернуть строительные работы по литейке и кузнице, имея в виду максимальное сокращение разрыва в сроках их сдачи. Данилину и Быстрову поручалось встретиться с министром и обсудить эти вопросы.