Наследники
Шрифт:
Окопы и траншеи были разбросаны по всему полю. Они обвалились, заросли и были теперь местом для игр наиболее отчаянных подростков.
Быстров долго стоял на окраине поля, вглядываясь в его бугристый неровный ландшафт. Апрельское солнце щедро лило на землю свое тепло, ленивый ветер шуршал в пожухлой прошлогодней траве, в молодой зелени, которая уже пробивалась на обочинах дороги, на песчаных кромках бывших траншей и окопов.
Автомобильный сигнал заставил Алексея поспешно сойти с дороги. Лавируя по ненадежным, скользким колеям, осторожно пробиралась черная щегольская «Волга»
Быстров направился к машине. Его встретил низкий, басовитый голос:
— Гляжу, вроде знакомая фигура. Хоть виделись-то один раз, а сразу вас узнал. Здравствуйте, товарищ Быстров. Любуетесь позицией наших будущих битв? Очень правильно. Мы вот тоже за этим приехали.
Проговорив это, Данилин крепко пожал руку Быстрову и предложил:
— Ну что ж, пойдемте смотреть. — Потом спохватился: — Да я же вас не познакомил. — И обратился к своим спутникам: — Парторг строительства товарищ Быстров. А это… С кого же начать? Петр Сергеевич Казаков, назначен заместителем начальника стройки. Это Виктор Иванович Крутилин, мой заместитель по главку…
— Мы знакомы, — чуть улыбаясь, сказал Крутилин, подавая руку Быстрову.
— Вот как? — удивился Данилин. — Не знал.
— Да, встречались, — подтвердил Быстров.
— Ну, и последний член нашего десанта — Татьяна Петровна. Его дщерь, — показал он на Казакова. — Верно, не подумаешь? Обычный, ординарный товарищ — и такая красавица дочь.
Быстров посмотрел на девушку. Казакова подала ему руку и проговорила:
— Вы не обращайте внимания. Владислав Николаевич сегодня так настроен — всю дорогу нас разыгрывает.
— Нет, почему же… С оценкой товарища Данилина я вполне согласен, — в тон шутке ответил Быстров.
Данилин тут же загрохотал:
— Видите, Петр Сергеевич, даже парторг согласен со мной. Так что не обижайтесь.
Казаков добродушно проговорил:
— А я и не обижаюсь. Наше время кончилось, а их — начинается.
Данилин прошел вперед по дороге, все тронулись вслед за ним. Остановившись, он сказал, довольный:
— Хорошо, что территория свободна. Это очень хорошо. Можно сразу брать быка за рога. А то снос да перенос старых зданий — ужасная морока.
Пошли по дороге дальше. Данилин знал на память всю планировку будущего завода и, показывая своей крупной рукой в тонкой кожаной перчатке на поле, говорил:
— Здесь будет литейка, там, ближе к городу, центральный корпус, а здесь, правее, кузнечно-прессовый. За ним компрессорная.
Быстров тронул за рукав Таню:
— Вам не скучно?
Таня приостановилась, чуть удивленно взглянула на него и ответила:
— Нет, наоборот. Смотрю вот и представляю: сейчас поле, ямы да овраги, а скоро будут здания, цехи, грохот и шум. Жизнь будет.
В разговор включился Крутилин:
— Грохота и шума, положим, не будет, но завод вырастет, притом какой завод! Огромный, современный. Девчата вроде вас будут в белых халатиках около приборов похаживать.
— Ну, вы, Виктор Иванович, не очень-то фантазируйте, —
— Судя по проекту, автоматизация будет полная, — не сдавался Крутилин. А когда Данилин заговорил о чем-то с Казаковым, он обратился к Быстрову: — Как живешь, старина? Что-то ты не очень румяно выглядишь. Где последнее время был? В Болгарии, кажется?
— Там. Под Софией.
— Страна-то солнечная, полагалось бы поправиться, подзагореть.
— С загаром не очень получилось, но на здоровье не жалуюсь. Как вы?
— Трудимся. Главк — махина, заводов да строек не одна и не десять. Так что дел хватает. А теперь вот еще ваш орешек — «Химмаш». Будешь у нас — заглядывай.
— Спасибо.
Быстров ответил сухо и даже сам про себя отметил это. Он не ожидал этой встречи, она была ему неприятна, будила тягостные воспоминания. Невольно всплыло в памяти то, давнее. Сумбурное, неприятное заседание бюро Зареченского горкома комсомола, где под нажимом Крутилина его, Алексея Быстрова, вопреки здравому смыслу, вопреки воле ребят сняли с руководства комсомольской организацией завода «Октябрь». Сколько прошло с тех пор? Целых восемь лет. И хотя все это было давно и сам Крутилин, видимо, вспоминает те события без восторга: ведь комсомольский актив города не простил ему необузданного административного пыла, — сегодняшняя встреча все же оставила у Быстрова какой-то тягостный, неуходящий осадок в душе.
Все вышли на невысокое взгорье. Быстров, перед этим отставший немного, подходя сейчас к группе, невольно залюбовался Таней Казаковой. Она стояла чуть поодаль от мужчин и задумчиво смотрела через поле вдаль, туда, где сплошной зеленой стеной стояли леса, а над ними, нагретая апрельским солнцем, колебалась, трепетала еле заметная голубоватая дымка. Солнце золотило легкие, прозрачно-бронзовые волосы девушки, ветер обвивал вокруг ног тонкое серое платье. Таня, видимо, задумалась, глаза ее, большие, серые, под густыми темными бровями, восторженно глядели на этот солнечный, весенний день.
Внимание Алексея привлек разговор Данилина с Казаковым. Начальник стройки, не глядя на Казакова, а подставив лицо солнцу, немногословно, с паузами, словно диктуя кому-то, говорил:
— Значит, уславливаемся, Петр Сергеевич: как только строительный поезд прибудет — бросайте его на управление строительства. Дней за пять, ну, может, за неделю они сумеют здание собрать. Как думаете?
— Конечно, сумеют. Не ахти какое сооружение.
Быстров спросил:
— Владислав Николаевич, когда прибывает этот стройпоезд?
— Через три дня.
— Может, его бросить в Лебяжье? Пусть хоть сотню-другую палаток поставит.
Данилин весело рассмеялся.
— Э, нет, товарищ Быстров. Вы хотите боевую комсомолию приучать к тепличным условиям. Пусть оборудуют свои хоромы сами.
— Дороги, водостоки, деревянные основы под палатки надо бы сделать. Сами ребята долго будут возиться.
— Ничего, справятся. Уж если они этого не сумеют, то какие же из них строители «Химмаша»? А потом — куда я посажу инженеров, плановиков, диспетчеров, бухгалтеров?