Наследство дьявола, или Купленная любовь
Шрифт:
Неужели никто кроме Евгении не слышит, как бедная кроха заливается? Ведь тут, в особняке, не только хозяева, а ещё и прислуга имеется. По крайней мере, днём Женя видела повара, горничную и управляющего. Или на ночь их отпускают?
Ещё несколько минут детского плача — и Евгения не выдержала. Она вышла из комнаты с намерением найти кроху и убедиться, что с ним всё в порядке.
Коридор подсвечивался встроенными в стену изящными ночниками, поэтому ориентироваться было легко. Женя останавливалась возле каждой двери и прикладывала ухо. Блуждала долго — звук то отдалялся, то приближался, пока не
Она поднялась на второй этаж и подошла к двери комнаты, расположенной над покоями, которые отвели Жене. Тут даже ухо прикладывать не пришлось — и так было понятно, что безутешный младенец именно за этой дверью.
Евгения на всякий случай постучалась. Ответа не было, и она вошла. Сразу стало понятно, что не ошиблась — комната явно предназначалась для ребёнка. Местное ночное светило, заглядывающее в окно, выхватывало из темноты кусок пространства, в котором находилась детская кроватка. Женя кинулась к ней, и вдруг услышала голос:
— Я знала, что крик тебя разбудит, и ты придёшь.
Евгения вздрогнула и замерла — она не ожидала, что в комнате есть кто-то ещё. Промелькнула пугающая мысль, что происходящее — очередная подстава. Голос показался смутно знакомым, но звук раздавался из угла, куда не попадали лучи светила, и Женя не могла разглядеть, кто там находится. Ребёнок продолжал отчаянно плакать, и страх Евгении начал трансформироваться в злость. Да кто бы тут ни был, почему не успокоит малыша?
— Ты что не слышишь, как он кричит? — гневно бросила она в угол и решительно двинулась к кроватке, но отделившаяся от темноты тень преградила дорогу:
— Сядь. Я сама.
Теперь Женя узнала, кто с ней разговаривает.
— Карина?!
От удивления глаза полезли на лоб. Каким бы слабым не было освещение, но с расстояния полуметра Евгения не могла перепутать. Это точно была коллега по работе, топ-менеджер строительной империи Кольцова и по совместительству его любовница. Да что ж за ночь-то такая? Может, Женя спит? Почему уже дважды за час она видит людей, которые вроде бы должны находиться совсем-совсем в другом месте — в другой реальности. А уж если говорить конкретно про Карину — она, вообще, по слухам покончила с собой.
Женя с изумлением наблюдала, как мулатка подошла к детской кроватке и взяла малыша на руки. Не свойственным ей голосом проворковала:
— Ну, кто тут у нас плачет?
Переложила орущего кроху на пеленальный столик и немного неуклюже принялась менять малышу подгузник.
Происходящее казалось совершенно нереальным. Женя не могла быстро придумать объяснение. Получалось, с Кариной ничего не случилось. Она просто симулировала самоубийство, а потом воспользовалась порталом, который имелся в особняке Кольцова, чтобы перебраться сюда, в Парадайз. Но откуда у неё взялся ребёнок? Женя не замечала, чтобы у мулатки был животик. Или это не её малыш? Да, скорее всего, не её. Какая бы мать полчаса спокойно слушала, как кричит её кроха?
Мулатка, продолжая возиться с пелёнками, обернулась к Жене.
— Ты уже поняла, где ты? — спросила едко. — Если не в курсе, это лучший из миров, — слово «лучший» было пропитано сарказмом. — Довольна?
Не дожидаясь ответа, Карина продолжила:
— Я же тебя предупреждала по-хорошему не связываться
Евгению передёрнуло от того, как высокомерно и поучительно прозвучали слова. Хотя мулатка могла бы особо и не стараться. Женя и так горько сожалела, что не отказалась от наследства ни сразу в кабинете нотариуса, ни после «доброго» совета Карины.
— Теперь тебе не так-то просто будет выбраться из этого дерьма, — грубо резюмировала мулатка.
Она закончила переодевать малыша и тот, наконец, успокоился. После чего взяла на руки и переложила его назад в кроватку.
— Но я помогу, если впредь будешь паинькой.
— Справлюсь без твоей помощи, — огрызнулась Женя.
Что Карина о себе возомнила? Почему разговаривает так по-хамски?
Мулатка вдруг рассмеялась:
— Ого, сколько гонару. Видимо, уже видела Макса? Надеешься, что он поможет?
В словах снова сарказм и яд. От них сделалось по-настоящему больно. Откуда Карина знает, что Максим тоже здесь? Выходит, они виделись?
Смех мулатки разбудил едва успокоившегося малыша. Он снова захныкал.
— Ладно, иди, — кивнула она головой в сторону двери. — Завтра покажу тебе кое-что интересное. Тогда и поговорим. И да — про нашу беседу никому ни слова. Поверь — это в твоих интересах.
Глава 24. Тайны прошлого
Макс с маниакальным упорством продолжал смотреть на экран, хотя как только Женя вышла из комнаты, изображение исчезло. При этом девайс не выключился — его поверхность светилась мягким равномерным светом, но картинки не было. Максим пытался оживить его, выводя пальцем уже известный знак, но ничего не менялось. Сложилось впечатление, что это мистическое окно в другой мир настроено именно на Женю и срабатывает только, когда та находится рядом с подходящей отражающей поверхностью.
Почему именно на Женю, Макса уже даже не удивляло. Теперь стало очевидно — она втянута в какую-то непонятную грязную игру, к которой, по всей видимости, причастен отец. Этот дом завещан был Евгении с одной целью — затащить её в другую реальность. Где-то здесь имеется не только окно, но и дверь в тот странный мир, который отражается на экране. Но зачем отцу было подстраивать попадание? И главное, кто этот подлец, который выдавая себя за Макса, лапал Женю? Ярость до сих пор болью пульсировала в висках и мешала думать. Максим с силой сжимал и разжимал кулаки — это хоть как-то успокаивало. И вдруг две узкие ладони легли на плечи. Он резко обернулся.
— Лиза? — голос прозвучал грубо.
— Не спится, — виновато улыбнулась сестра и убрала руки с плеч, приняв гнев Макса на свой счёт.
Он почувствовал укол совести. Лиза последняя, кого бы хотел обидеть. Максим ласково потрепал сестру по волосам.
— Белка, прости.
Та сразу повеселела. Белка — такое прозвище он придумал ей в детстве. Лизе было лет шесть-семь, когда у неё выросли первые постоянные зубки — передние резцы. Смотрелось это забавно. Они казались непропорционально большими по сравнению с соседними молочными. Вот сестра и стала у Макса Белкой. Ей понравилось. Правда, она думала, что получила такое прозвище за пышный рыжеватый хвост волос.