Наследство Карны
Шрифт:
Из дома, где жила Стине, прибежал Исаак, он хотел подняться к Ханне, но его к ней не пустили, зато тоже угостили кренделем. В ведьм, которые летают на Троицу, он не верил, но забраться на стол не отказался.
И Олине разрешила ему, как и Карне, перейти границы дозволенного.
Видно, она хотела искупить перед Господом Богом свое участие в том грехе, который случился наверху. Но держала это про себя.
Ханна вынула свои вещи, которые сложила в чемодан Дины. Одну за другой она клала их на
И даже тихонько насвистывала, умываясь холодной водой, налитой из кувшина в синих цветочках.
Вениамин не мог сдерживаться. Он прикасался к Ханне, как только они оставались одни, и радовался своей глупости.
— Пойдем в летний хлев, — предложил он и подул ей в затылок. В столовой никого не было, кроме них; Ханна накрывала на стол.
Она улыбнулась и сделала вид, что не слышит.
— Встретимся ночью у озерка, — сказал он, когда она убирала посуду; из столовой все уже разошлись.
Она снова улыбнулась и ничего не ответила.
Во второй половине дня Вениамина вызвали к человеку, который рассек топором ногу.
— Поедем со мной, Ханна, — шепнул он ей.
Она отрицательно покачала головой.
Прибежал Исаак и спросил, пробудут ли они в Рейнснесе три дня, и Вениамин с облегчением услышал ответ Ханны:
— Да, мы пробудем тут еще три дня.
Все равно дальше Страндстедета она не уедет, подумал он, схватил куртку и свой чемоданчик и побежал к лодке.
Лодка летела как птица. Ее нос раздвигал бедра Ханны. Вениамин не мог думать ни о чем, кроме ее объятий. Из-под штевня летела пена.
Лодка то взлетала на волну, то проваливалась вниз. Качалась и падала, падала и снова качалась. Страсть ярилась в Вениамине, как росомаха. Он встал в лодке, направил ее против волны и тут же вымок до нитки. Соленая холодная вода. Он повелевал волнами. Был сильнее их.
В тот день Вениамин Грёнэльв был непобедим. Он мог бы пуститься наперегонки с самим чертом. Он поедет в Христианию и покажет им, кто из них знахарь!
Вениамин вернулся вечером, Ханна издалека увидела его лодку. Она сидела на берегу под проливным дождем.
Светло-зеленое пальто, которое она сама сшила, намокло и потемнело.
Вениамин чувствовал, как его поры открываются навстречу теплому ветру. Перед ним всплывали картины детства. Ханна и он. Ханна ушиблась и плачет в его объятиях. Ханна бежит по полю, намного опередив его. На спине, словно вожжи, висят косы.
Вид Ханны трогал в нем что-то хрупкое. Ему хотелось защитить ее.
Намокшие волосы темными прядями висели вдоль щек, падали на шею, но Ханна не обращала на них внимания. На ногах у нее были рыбацкие сапоги, не подходящие к нарядному
Она пробралась среди камней и схватила лодку.
— Ты намочишь пальто! Не надо! — крикнул Вениамин и прыгнул в воду.
Она не ответила, но еще крепче ухватилась за борт лодки. Они вместе вытащили лодку так далеко, что она завалилась набок.
Вениамин знал, что их могут увидеть из всех окон, но все-таки обнял ее.
— Ты неосторожен, — тихо упрекнула она его.
— Почему?
— Нас могут увидеть.
— Пусть смотрят.
Ханна тяжело прислонилась к нему:
— Тебе пришлось зашивать рану?
— Да. Рана была страшная. Но теперь он как новенький. Я хорошо шью.
— Я тоже целыми днями шью!
— Кто бы подумал, что нам обоим придется работать иглой!
Они засмеялись. Мир полнился смехом. Смех пузырился и звенел.
Пока они шли по аллее под каплями, падавшими с деревьев, Ханна рассказала ему, с каким уважением люди называют его доктор Грёнэльв или просто доктор. Она постоянно слышит это в Страндстедете.
Несколькими словами, произнесенными за то время, что они шли к дому, Ханна облагородила его готовность лечить людей.
Его деятельность получила более высокий смысл.
Разве доктор Грёнэльв не плывет к больному один в любую погоду? Разве не появляется в любом месте со своим тяжелым чемоданчиком, чтобы помочь всем? И бедным, и богатым. Он умеет лечить все. Зашивает раны. Даже после удара топором.
Вениамин смущенно улыбался, но не возражал.
И вдруг почему-то подумал: Анна бы так никогда не сказала.
Он дождался, пока все лягут спать. Вышел в стоящую на отлете уборную, чтобы иметь алиби, если кто-то услышит, как он ходит. Потом прокрался к Ханне.
Какая радость! Жаркое тело. Он должен был обладать им. Он тоже имел право жить.
А Ханна? Ведь он знал, что она дарила наслаждение не только ему.
Потом, уже вернувшись к себе, в зеркале, висящем в простенке между окнами, он увидел чужого мужчину. Но только на мгновение.
Будущее? Пусть сначала кончится Троица!
Близнецы, идущие поперек! Это не страшно, если только погода не помешает молодому доктору приехать. С ним никто не мог сравниться! А потом он, как обычная повитуха, пил с женщинами кофе с коньяком.
Тогда как другие мужчины бежали из дому, пока все не кончится, он сидел с роженицей. Держал ее за руку, разговаривал между схватками, хвалил за усердие.
Жена сапожника Персена рассказывала, как ее сестра Элсе Мария родила своих близнецов. Фру Персен примеряла у Ханны платье, потому что собиралась ехать в Тромсё на день рождения.