Наследство Карны

Вассму Хербьёрг

Но у Карны ничего не получилось. Руки стали ватными, она слышала только громкие удары собственного сердца. Как слышала их весь день.

Она замотала головой, и Анна оставила ее в покое.

Потом бабушка и Анна играли, и Анна пела. У папы на лице было написано все, что он чувствовал. У всех блестели глаза. Андерс достал часы, но даже не взглянул на них.

Достал и очки. Но не надел.

Как же они жили в Рейнснесе до того, как пришла радость?

Как могла эта незнакомая бабушка, приплывшая с пароходом,

так все изменить, если даже сама Карна не осмелилась сыграть то, что хорошо знала?

На другое утро бабушка спустилась из спальни в желтом утреннем халате, украшенном несколькими рядами тонкого кружева.

Карна никогда не видела такой красоты, она сложила руки и замерла, чтобы получше рассмотреть бабушкин халат.

— Теперь мне недостает только одного, — сказала бабушка.

— Чего? — спросила Карна, выходя за ней на крыльцо.

— Звона берлинских колоколов.

— В Берлине много церквей?

— Очень! И у каждой свой голос.

— И ты их все знала?

— Во всяком случае, ближние. Но они часто звонили одновременно, и тогда получался хор. Дальние голоса казались эхом ближних. У одних голос был резкий, у других — мягкий.

И тут бабушка, совсем как на чердаке, подняла руки и, кружась, словно танцуя, побежала через двор к уборным. На бегу у нее с ног упали домашние туфли, но она не обратила на это внимания!

Было холодно. В тени еще лежал снег. Но бабушка его даже не заметила. Обычно только Карна бегала в уборную в нижнем белье. Теперь их было двое.

Карна стояла в ночной сорочке и смотрела на бабушку.

— А у нас слышна музыка морских волн! Почти всегда! — осмелев, крикнула она.

— Я знаю, я скучала по ней в Берлине! — не оглядываясь, крикнула бабушка.

Карна засмеялась. Она побежала в свою комнату, нашла карту и обвела пальцем кружок вокруг Берлина, который ей показал папа. Она-то знала! Но ведь и бабушка должна была это знать? В Берлине нет моря! Как же там люди попадают из одного места в другое?

Бабушка пришла к ней в комнату и огляделась.

Увидев красное платье, которое всегда лежало на стуле матушки Карен, если только Карна не уносила его на чердак, она подошла и погладила его. Потом, напевая незнакомую Карне мелодию, приложила платье к себе.

В комнате было очень светло. Свет лился со всех сторон. Карна держалась за спинку кровати, но это было неудобно — в спинке не было отверстий, в которые можно было бы просунуть пальцы.

Бабушка вдруг сняла халат с кружевами, положила его на кровать и вскинула красное платье над головой. Когда юбка коснулась пола, огненный луч рассек голову бабушки.

— Не надо! Бабушка! — громко крикнула Карна.

Бабушка пылала! Ей было невыносимо больно. Карна услыхала свой вопль. И все исчезло.

Еще

не открыв глаз, она почувствовала щекой бархат бабушкиного платья. Как в первый раз на чердаке. И сразу поняла, где она, хотя голос, звавший ее, был папин.

Она лежала на коленях у бабушки. Рядом стояла Анна с кружкой воды. Бабушка была очень бледная. Губ почти не было видно. Вот что значит горе! Ведь перед тем как Карна упала, губы у бабушки были полные. А теперь Карна их не видела, она просто знала, что они есть.

Ей часто казалось, что она видит мысли взрослых. Особенно мысли Анны. Словно кто-то обидел Анну и не раскаялся. Наверное, о таких грехах пастор и говорил в церкви.

Карна услыхала слово «бром», этот бром папа уже давно перестал давать ей, потому что из-за него она засыпала сидя, как старуха.

С открытыми ртами они тыкались в нее, как рыба в крутые скалы. Они то закрывали рты, то открывали и говорили: «Бром». Одну каплю. У нее появился неприятный привкус во рту, и она уже не узнавала самое себя.

Лицо бабушки исчезло. Но еще до того бабушка взглянула на Карну как на чужую.

Может, Карна перестала быть Карной, но они еще не поняли этого? Может, все боятся ее, только не смеют в этом признаться? Боятся, потому что она видит то, о чем они не говорят?

Карна устала от этих мыслей. Ужасно устала. Лиф ее платья был насквозь мокрый.

Бабушка приподняла ей голову, чтобы она могла напиться. Напившись, Карна закрыла глаза и унеслась прочь.

Два раза она просыпалась, чувствуя что-то необычное. Бабушка сидела возле кровати и смотрела на нее. Оба раза она улыбалась.

— Это я, бабушка…

Наконец к Карне вернулась речь:

— Ты не должна ходить на чердак!

— А я туда ходила?

— Да, но больше не ходи.

— Почему?

— Там опасно. Ты можешь сгореть.

Глава 3

Дина несколько раз ездила в Страндстедет. Отправляла телеграммы и письма, наносила визиты.

Андерс был занят своими делами. Он всегда был дома, когда приезжали гости, и не отказывался выйти в гостиную, если его звали. Но у него были свои дела. Явные, как сама неизбежность.

Перед приездом Дины у Андерса было три дня, чтобы подумать о своих надеждах. Немного. Но достаточно, чтобы разбить часть из них и вымести обломки.

Конечно, он надеялся, что Дина заметит его. Но по ней этого не было видно. Она была дружелюбна, приветлива, и только. Он уже начал готовить себя к тому, что она вскоре снова уедет. Ее приезд был для него загадкой.

Через две недели она неожиданно явилась к нему в контору при лавке. Первый раз они оказались наедине друг с другом. Он пригласил ее сесть, предложил выпить, как, бывало, предлагал своим торговым партнерам.