Наследство от Данаи
Шрифт:
Это было весной, перед окончанием учебного года.
Потом между ними пролегла непонятная и беспредметная отчужденность, к тематическим контрольным работам они готовились отдельно, наедине не встречались. А в толпе Алексей словно не замечал Татьяну. Дальше наступили каникулы.
2
В Дивгороде, как и в любом небольшом поселке, были очень распространены прозвища.
Собственно, здесь их надо рассматривать в другом, нетрадиционном плане — это были народные фамилии, стихийно возникшие относительно того или другого лица, в которые вкладывались характерные
Валентина Рыжуха не сподобилась быть выделенной народным вниманием. Называли ее просто — Рыжуха. Фамилия прилипла к ней, в отличие от старшей сестры Лидии. Лидия родилась блондинкой, и ее называли Белоножкой. Почему именно так? Кто его знает! А Валентина была рыжей, как вишневое дерево осенью. Рыжуха на пляж не ходила — ее нежно-розовая кожа, густо покрытая веснушками, не переносила солнца. А особенно страдал нос. Широкий и поднятый вверх, от чего ноздри были почти вывернуты наружу, он еще покрывался чешуей и облазил. То, что она была крайне некрасивой, ее не беспокоило. Дерзкий характер нивелировал впечатление от внешности. И если бы кого-то спросили о ней, то ответ был бы однозначным: Рыжуха — свой парень.
Хорошо, что ей дано было это понимать, поэтому она не комплексовала.
А вечер сегодня выдался... Ой, какие звездопады! Вот бы податься в чистое поле, да и затеряться там. Недавно она прочитала замечательную повесть Евлампии Словиной «За горизонтом — космос» и вот вспомнила о ней. Сладкая тоска сжала сердце и позвала идти прочь от людей, что-то искать, искать и найти. Но что? Где? Куда? Неизвестно.
Из-за горизонта поднялся месяц. Его полный круг пылал, как огонь, и был большим-пребольшим.
Валентина сошла с крыльца и украдкой плеснула мыльную воду на хозяйственный двор.
— Ты снова льешь химию туда, где мы птицу кормим? — послышался голос матери. — Далеко до сливной ямы дойти?
— Больше не буду, — в сотый раз пообещала Валентина и в это время увидела, что в соседский двор кто-то вошел.
Она повесила на сушку выстиранное платье и уже хотела подойти ближе к забору и посмотреть, что творится у Криниц среди ночи, но там засветился свет, и в лучах, упавших из их освещенных окон, промелькнула фигура Алексея.
— И хлеб прихвати! — послышался голос его матери Тамары Петровны.
— О, нагостевался наш красавчик непревзойденный на бабушкиных котлетах! Прибыли, не задержались. Очень своевременно, кстати.
— Привет! — подбежал к забору, разделявшему их усадьбы, Алексей. — Почему именно своевременно?
— Завтра у нас собирание в школе, у нашей классной возник какой-то неотложный вопрос.
— Чудесно. Я соскучился по дому.
— А особенно по Золушке.
— Прекрати. При чем тут Золушка? Я по всем соскучился. По ребятам тоже, по Сергею, Игорю.
— О! Не морочь девушке голову. По ребятам он соскучился!
— Неправда. Я ее только до Лепеховского перекрестка довел, а не домой. Мы просто прогуливались. Она мне книжку рассказывала.
— А чего ты оправдываешься? Трус, да? Кстати, что умного она тебе рассказывала?
— «Не бойтесь бед». Читала? — вспомнил Алексей, о чем говорил с Татьяной.
Рыжуха пропустила мимо ушей его вопрос. Она была уже в азарте погони, ее несло, она вот-вот должна была набросить уздечку на этого красавчика.
— Слушай, я тоже могу тебе кое-что порассказать. Коль уж ты так любишь слушать, то соглашайся, не пожалеешь.
— А именно?
— Не все сразу, потом узнаешь. Книгу о звездах, но это такая книга, такая... — Валентина не находила слов и только заломила руки, подняв глаза к небу.
— Такая, такая, — передразнил девушку Алексей. — Что, впечатления еще не улеглись?
— Ты посмотри, какой умный! — вспыхнула Валентина. — Улеглись, не волнуйся. Но это такая книга, которую надо рассказывать наедине, причем именно в августе, как сейчас, и обязательно на вольном просторе, далеко от людей. Пошли!
— Подожди, — растерялся мальчишка от ее настойчивости. — Надо родителей накормить, самому что-то перекусить.
— Уже поздно наедаться, это вредно для здоровья.
— А мы спать не скоро будем, пока мама чемоданы разберет, переговорит с отцом обо всем, так не меньше двух часов пройдет. Я сейчас, — Алексей метнулся в летнюю кухню и через минуту уже нес в веранду кастрюли с едой, хлеб в целлофановом пакете и еще какие-то свертки. — Я быстро! — снова предупредил он девушку.
Валентина удовлетворенно улыбнулась, а потом подняла голову и долго смотрела на звезды. Мерцают себе и хлопот не знают. Все им безразлично. Неужели они там в самом деле есть, звезды? Висят в пустоте гигантские газовые шары, раскаленные!? Как? Зачем? А нам здесь, на земле, уютно от этого, так как мы, оказывается, не одиноки. И романтично — ах, фонари-фонарики!
Девушка вспомнила, что надо предупредить мать. Она забежала в дом, глянула на часы, было лишь половина одиннадцатого. О! Еще не так и поздно.
— Чтобы через час была дома! — приказала Лариса Миновна. — Мало тебе дня?
— Кого я днем вижу? — огрызнулась девушка. — Днем все на пляже, а я сижу здесь в тенечке, как пришпиленная. Вон, сколько всего пошила: тебе блузку, Лидке юбку, себе выходное платье, отцу рубашки починила. А тебе все мало.
— Иди, иди, погуляй, — снисходительнее сказала мать. — Горе ты мое огненное. Смотри, только глупостей не натвори!
— А ты у меня зачем? — намекнула Рыжуха на материну специальность — та работала фельдшером в больнице, и к ней часто обращались женщины покончить с нежелательными последствиями любви.
Лариса Миновна вышла из комнаты, где смотрела телевизор, к дочке в кухню, вопросительно склонила голову набок:
— Что ты сказала? — голос ее зазвучал тревогой. — Что ты сказала, я спрашиваю?
— Чего ты прицепилась? Заладила одно и то же: глупости, глупости! Не маленькая уже, без тебя кое-что соображаю.