Шрифт:
Любовь ОВСЯННИКОВА
НАСЛЕДСТВО ОТ ДАНАИ
Роман
Прозрения Раздел первый
1
Лето было еще в разгаре. Стоял зенит августа. Жара подталкивала столбик термометра к отметке в сорок градусов. Это было, конечно, слишком! В старину, говорят люди, после Ильи детям не разрешали купаться в водоемах, чтобы не переохладились и не простудились. Климат был более умеренным. А тут — хоть из воды не вылезай!
Даже те, кто провел часть каникул на море, не сидели дома —
Одуревшая от духоты и уставшая от игр ребятня разбегалась по домам только перед заходом солнца, и была еще более загорелой, чем накануне. А уж росли дети, так правда, что из воды! Отрочество брало свое — солнце и вода уравновешивали жизнь, она казалась замечательной, очень радостной и обещала продолжаться вечно. Заблуждение, присущее возрасту иллюзий. А истина, как всегда, находилась посередине, так как вечными и постоянными остаются лишь перемены, только и способные сообщить жизни светлый смысл и удивительную неповторимость.
И доказательства тому не заставили себя ждать. Вдруг ряды школьников облетело известие, что завтра, в четверг, пятнадцатого августа учеников выпускного класса хочет видеть Раиса Ивановна, классная руководительница, и поэтому будет ждать их в школе в восемнадцать часов.
Для чего, зачем, почему так рано? — эти вопросы возникли у них позже, когда улеглось первое ошеломление от мысли, что каникулы заканчиваются и настало время вспомнить о школе, что пора настраиваться на работу и другой ритм дней.
Накануне встречи с классной руководительницей, хоть день и был солнечным, знойным и все еще очаровательно пляжным, смеха на берегу слышалось меньше. Дети как-то притихли, словно сосредоточивались перед ответственной и сложной работой. Да так оно и было, ведь впереди их ждал новый учебный год. А учеба для них и была работой.
Предположений никто не строил. Повод для собрания мог быть любым: от наиболее нежелательного, заключающегося в ремонте класса, до приятного, связанного с подготовкой к торжественной линейке. А между этими двумя полюсами лежало так много параллелей, что думать, на какой находилась истина, было делом бесперспективным.
Ясно одно — речь пойдет о чем-то таком, на что требуется время, поэтому их приглашали заранее.
— Я догадываюсь, зачем нас собирают, — сказала Татьяна Коржик с хитринкой в глазах. — Но не скажу, а вы помучайтесь, — и она слегка тряхнула густыми пепельными волосами, спускавшимися ниже пояса и лежащими на спине крупными волнами.
Девочка гордилась своей прической. Раньше мама всегда подстригала ее под мальчика. А этим летом, наконец, сказала:
— Ты повзрослела, пора заводить девчоночью прическу. Давай заведем косы. Это тебе пойдет.
Еще бы Татьяна не согласилась! Она только виду не подала, как ей приятно это слышать, а сама давно мечтала не о банальных косичках, конечно, а например, о тугом калачике на макушке или — еще лучше! — о свободно спадающих волосах. Вот Алексей удивится, увидев ее преобразившейся!
Алексей Криница — настоящий красавец. Все девушки их класса — даже всей школы — влюблены в него. Умора да и только наблюдать, как они, обгоняя друг дружку, пишут ему писульки и наводят себе макияж. Младшие вяжут на волосах бантики, цепляют в косы крашенные перья или делают множество «конских хвостиков», торчащих в разные стороны; а старшие укорачивают
Ей он тоже нравился, она ведь обычная девочка, как и все. Но понимала Алексея лучше других, уважала его за обширные знания, настойчивость в спорте. И он отвечал ей тем же — искренней дружбой.
Татьяна давно его не видела — лето он проводил в Орехово-Зуево у своей бабушки, детской писательницы Евлампии Словиной. Это недалеко от Москвы. Программа его каникул всегда была известна заранее: сначала бабушка повезет внука на море, а потом они будут отдыхать в Балашихе. Там расположен писательский Дом Творчества, где Евлампия Словина почти постоянно занимает один из лучших номеров.
О том, что известная Евлампия Пантелеевна Словина — его бабушка, Алексей сказал только Татьяне. Он не хотел, чтобы на него падал отсвет бабушкиной славы. На всякий случай в их семье не афишировали мамину девичью фамилию. Позже он чуть раздосадовал о своей несдержанности, но было уже поздно. Правда, Алексей был уверен, что девочка сохранит его тайну, и не ошибся.
Неосмотрительное признание случилось невзначай. Тогда весь класс зачитывался новой книгой писательницы «Не бойтесь бед», а Татьяна проявляла особый восторг.
— Как она пишет! Я каждое словечко смакую, несколько раз перечитываю удачные абзацы. Какая женщина! Вот бы встретиться, посмотреть на нее воочию, узнать, какая она в обычной жизни. Жаль, что такая простая мечта обречена на неосуществление, — сказала однажды Таня, когда они с Алексеем возвращались со школы.
— Ошибаешься. Эта твоя мечта может осуществиться, — ответил тогда Алексей, растроганный тем, что так тепло и мечтательно говорят о его бабунечке.
Татьяна остановилась и пристально посмотрела ему в глаза. Она молчала, но ее молчание побуждало что-то говорить или перевести все в шутку. Алексей на миг растерялся, но, взвесив, выбрал первый вариант. Во-первых, он был растроган похвалами в адрес бабушки Евлампии. Во-вторых, ему вздумалось отблагодарить девочку за это. В-третьих, вдруг захотелось предстать в ее глазах хоть немного причастным к чему-то заслуживающему внимания, казаться сильнее, значительнее. В-четвертых, он понял, что не может превратить в шутку свои отношения с этой Золушкой, как ее называли одноклассники за пепельный цвет волос. Возможно, было еще и в-пятых, и в-шестых. Словом, настала минута, когда должно было случиться что-то такое, что сблизило бы их, перевело их отношения в новую плоскость, сделало эти отношения теплее, доверительнее.
— Писательница Словина — моя бабушка. Я тебя когда-то познакомлю с нею, — сказал он глуховатым голосом, в котором ощущалось напряжение. — Но...
— Нет, я никому об этом не скажу, — перебила его девушка. — Я поняла, не волнуйся, — она зарделась и, круто повернув налево, побежала в переулок, чтобы сократить дорогу домой.
Издали махнула рукой с поднятым портфелем:
— Я не ловлю тебя на слове, ты — свободен. Хорошо?
— Посмотрим! — ответил Алексей, и это слово несколько раз повторило эхо, а потом потеряло его в перестуке поезда, набиравшего скорость от их станции в сторону Запорожья.