Наследство последнего императора

Волынский Николай

– Вот и хорошо.

Шифф поднялся, снова полез в гардероб, вытащил оттуда врачебный саквояж, а из него пергаментный сверток, пропитанный жиром, и сунул его в руки Голощекину.

– Вот, – сказал он.

Голощекин развернул пакет, там оказалась половина вареного цыпленка.

– Никак не пойму эту русскую привычку, – пожаловался Шифф, – сначала пить чай, а потом ужинать.

Он взялся обеими руками за цыпленка, разорвал его на две неравные части, большую протянул Голощекину и вонзил свои

замечательные зубы в кошерную курицу.

Разжевывая цыпленка вместе с костями, Голощекин хотел было сказать, что у русских нет такой традиции – сначала пить чай, а потом есть, но потом подумал, что рав Якоб и здесь должен знать все лучше других. А если не знает, то не Голощекину его учить.

Когда на пергаменте остались только крупные кости, Шифф сказал:

– А знаете ли, сын мой, я бы, наверное, еще выпил стаканчик чаю.

Голощекин позвал проводника.

– Вот, – указал он на кости. – И еще два стакана.

Проводник принес чай.

– А сахар? – спросил Голощекин.

– Никак нет, – огорченно развел руками кондуктор, уводя взгляд в сторону. – Все кончилось. Совсем.

– Ты в этом уверен? – предельно вежливым тоном переспросил Голощекин и как бы невзначай прикоснулся к кобуре своего нагана.

От наблюдательного проводника не укрылось.

– Я попытаюсь еще раз посмотреть… Может, в соседнем вагоне…

– Посмотри, посмотри! – приободрил его Голощекин. – Посмотри в соседнем. Только поскорее.

Очевидно, сахар нашелся гораздо ближе, потому что уже через несколько секунд он уже лежал на столе.

– Прошу вас, господа хорошие, – сказал проводник. – Извольте.

Голощекин снова полез в карман.

– Нет-нет! – неожиданно запротестовал кондуктор. – Прошу вас! Ни в коем разе!

– А в чем дело? – спросил Голощекин. – Таки что – социализм уже наступил?

– Никак нет, гражданин комиссар, – широко улыбнулся проводник. – Ждем, ждем, а он еще пока не наступил. Но скоро, наверное, будет, если такие комиссары, как вы, за этим присмотрите!.. – с торопливой уверенностью добавил проводник. – А за этот сахар вы уже заплатили и дали даже очень большие деньги.

– Вот-вот! Теперь ты говоришь правильные и разумные слова! – похвалил Голощекин. – Тогда принеси еще одну пару стаканов, но без сахара – не надо!

– Зачем же без сахара? – печально возразил кондуктор. – Разве такой чай можно без сахара?

– Хорошо, послушаем твоего совета, – согласился Голощекин.

Когда и этот чай был выпит, Шифф с удовольствием перевел дух, тщательно вытер пальцами свои зубы, сверкнувшие в огне керосинового фонаря, который оставил им проводник. Вытер снаружи и внутри челюстей, и сочувственно произнес:

– А вы, сын мой, привыкли, наверное, поздно ложиться? Вы все-таки военный человек.

– Как когда,

рав Якоб. Как требуют окружающие обстоятельства.

– Окружающие… да! – кивнул бородой рав. – Я хотел бы, – добавил он, – чтобы мне не приходилось искать вас в Екатеринбурге, когда мне понадобится.

– Вам не придется этого делать! – заверил его Голощекин. – Я прикажу поставить телефонный аппарат вам прямо в гостиничный номер.

– В гостинице? – удивился Шифф. – Вы считаете, что мне надо поселиться в гостинице?

– Нет-нет, – сразу понял его Голощекин. – Мы поселим вас в отдельный пульмановский салон-вагон. От царя остался. А если надо, возьмем два и соединим в один.

– Так, это хорошо, сын мой Исаак, – кивнул бородой Шифф. – Только я хотел бы упомянуть перед тем, как мы с вами распрощаемся, что не привык завтракать, как эти некультурные американцы, среди которых я вынужден жить уже много лет. Нормальный человек даже представить себе не может такой гадости.

– А что же они едят на завтрак? – поинтересовался Голощекин.

– Яичницу.

– Яичницу? – удивился Голощекин, не понимая, что гадостного может быть в яйцах.

– С ветчиной, – уточнил прав Якоб.

Голощекин старательно изобразил отвращение.

– Так то ж свинина, да?

– А разве бывает кошерная ветчина? – проворчал рав Якоб. – Мне на завтрак достаточно скромной порции пориджа. Только не на молоке. На простой родниковой воде.

– Повторите, пожалуйста, рав, – чем вы завтракаете? Пуришем?

– Пориджем, – уточнил Шифф. – Это такая овсяная каша. Очень простая. И полезная. Рекомендую всем евреям.

– Овсяная? – не поверил своим ушам Голощекин. «Вот теперь пойдут хохмы – Шая в пульмане коня держит!» – подумал он и тут же поежился – среди евреев ходили слухи, что Шифф умеет читать чужие мысли.

– Делается из овсяной крупы, на чистой воде. Коровьего масла можно туда не класть, – пояснил Шифф.

– Обслуге будут даны все необходимые указания, – заверил его Голощекин.

– Вот и хорошо, – одобрил Шифф. – Я вижу, сын мой Исаак, вы устали. Доброй ночи.

– Доброй ночи, многоуважаемый рав Якоб. До завтра, – поднялся Голощекин.

В Екатеринбурге, передав Шиффа своему вестовому и все ему растолковав, Голощекин направился к начальнику вокзала.

– Телефонный аппарат! – небрежно бросил Голощекин.

– Вот, пожалуйста, извольте! – указал начальник на телефон у себя на столе.

Голощекин стоял и молчал.

– А! – понял начальник вокзала и трусцой выбежал из кабинета.

Голощекин поднял трубку, несколько раз крутанул ручку.

– Номер? – услышал он мужской голос телефониста.

– Барышня! Слушаешь? Барышня! – приказал Голощекин.