Наследство с условием
Шрифт:
Рассеянность как рукой сняло. Томас выпрямился и едва заметно кивнул.
— Если вы трое не родите хотя бы одного ребенка, то не унаследуете Камеруку и другие фермы, а империя попадет под контроль совета директоров?
Томас снова кивнул.
— Совет директоров наймет тебя в качестве менеджера или вышвырнет на улицу? Вряд ли они захотят уволить тебя, раз ты приносишь компании огромный доход.
— Это не то же самое, что право собственности. Я всегда много работал. — Их глаза встретились. — А последнее время больше обычного.
— Из-за
Брук больше нет, и последний год он работал не покладая рук только ради процветания семейного бизнеса.
— Хочешь поговорить об этом? — спросила Энджи, и трогательные нотки в ее голосе заставили его поднять глаза. — Хочешь поговорить о…
— Не хочу, — отрезал Томас.
— Как скажешь. Но если передумаешь…
Он не ответил, не хотел говорить о Брук…
Молчание затянулось, она начала собирать тарелки. Умелые руки порхали по столу. Томас поднял глаза и встретил серьезный торжественный взгляд темных глаз, обещавших поддержку и утешение. Энджи протянула ему руку.
— Пойдем в кровать.
Пять минут назад он бы, не раздумывая, принял приглашение и, возможно, не возражал бы даже против того, чтобы все произошло в его постели, но сейчас… Томас вдруг осознал, что ведет себя как муж с женой после долгого рабочего дня. А он не мог, не хотел позволить другой женщине занять место Брук.
— Мне нужно поработать над бумагами, — сказал он.
— Ладно, я загружу посудомоечную машину и приду помочь тебе.
— Нет, Энджи. Ты не можешь мне помочь. И пожалуйста, я не хочу спорить на эту тему, — тихо сказал он. — Не хочу.
— Я тоже не хочу, — хрипло согласилась она. — Мы наговорили друг другу много обидных слов, и мне очень жаль. Просто позволь мне помочь, Томас.
Он сжал зубы.
— Не проси меня о том, что я не могу тебя дать.
Энджи вспыхнула, но проглотила обиду. Осторожно собрав тарелки, она отправилась на кухню. Томас услышал тихое звяканье приборов о фарфор, словно у нее дрожали руки. Через минуту девушка снова появилась на пороге гостиной.
— Мы увидимся позже?
Томас кивнул, молча поднялся и уединился в своем кабинете.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Два часа Томас убеждал себя, что держит под контролем тело и эмоции. Затем он пошел в ее спальню и тихо прикрыл за собой дверь. Он постоял немного, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте.
Ночь в сельской местности отличается от городской. Она обостряет чувства, щекочет нервы. Он ощущал женский аромат, слышал тихое дыхание Энджи.
Спит или лежит и ждет?
Он быстро сбросил одежду, ночной воздух окутал его прохладой. Кожа была такой же горячей, как летнее солнце. Господи, как же сильно он ее хочет! Желание жгло его изнутри, с каждой секундой становилось все невыносимее.
В темноте белели запрокинутые за голову руки.
— Ты здесь.
— Я думал, ты спишь.
Она перекатилась на бок и отбросила покрывало.
— Я ждала
Томас сел на край матраса, и ее рука коснулась его спины. Волна чувственности разлилась по его телу. Аромат меда, молока и корицы, уже знакомый ему, коснулся ноздрей.
— Неужели было так много бумажной работы? — с притворным неудовольствием спросила Энджи, когда он устроился рядом.
Томас не ответил, лишь глухо застонал, почувствовав прикосновение полной груди к своей руке. Он нашел ее губы в темноте, и их языки затеяли долгую, томную игру. Томас не закрыл глаза, наслаждаясь выражением бесконечного блаженства на лице Энджи.
Медленно он покрывал поцелуями ее тело, ощущая на губах пряный вкус кожи и впитывая каждый стон. Он чувствовал, как выгнулась дугой спина, когда его рот коснулся нежной груди. Он положил ладонь ей на живот, затем губами скользнул ниже. Ее дыхание участилось.
— Тебе не нужно это делать.
— Но я хочу.
Томас прильнул к средоточию ее женственности. Закинув руки за голову, Энджи умоляла его не останавливаться.
Ошеломленный реакцией своего тела, он застыл, борясь за остатки рассудка и чувствуя, как верно скользит к пропасти, из которой не будет возврата. Ее ноги обхватили его поясницу, бедра крепко прижались к бедрам.
— Я хочу тебя.
Господи, она сводила его с ума. Не в силах более сдерживаться, Томас вошел в нее одним уверенным движением. Ощущения были бесподобными. Он словно вернулся домой после долгого отсутствия. Его стоны утонули в стонах Энджи, и очень скоро водоворот чувств вознес их на вершину блаженства.
Томас заставил себя встать прежде, чем Энджи опять удалось заманить его в сети. Он сел, стараясь избавиться от остатков любовного дурмана, и вдруг обнаружил в руке цепочку с буквой А. Видимо, в порыве неконтролируемой страсти он сорвал ее с шеи Энджи.
Он погладил пальцем гладкую поверхность медальона и положил цепочку на столик у кровати. Ночь кончилась. Нужно уходить прежде, чем Энджи проснется. Еще одна ночь, еще один раз.
И потом она уедет домой.
Энджи услышала гул самолета, и ее сердце быстро-быстро застучало от волнения. Томас дома! Низ живота заныл в предвкушении, в груди стало тесно. Немного рано для него. Она сунула остатки цветов в вазу без разбору и побежала в ванную. Если он не задержится на посадочной полосе, то у нее максимум десять минут.
Живо, живо, живо.
По дороге она сбросила одежду, нацепила пляжную шапочку — нет времени сушить волосы. Вино открыто — пусть дышит. Овощи почищены. Соус взбит. Она учла каждую деталь, колдуя над ужином. Сегодня особенный день Каждая клетка ее тела и мозга работала напряженно. Наступил день овуляции, и она сообщила об этом Томасу за завтраком. Я приготовлю праздничный ужин. Не опаздывай.
То, что они пытались шутить, хотя и не смеялись над собственными шутками, стало прогрессом за последние двадцать четыре часа.