Наследство в саквояже, или попаданки не сдаются!

Верде Алва

Я наткнулась на интересный абзац про яйца дракона. Оказывается, отложив яйца, драконы их вовсе не высиживали! Просто оставляли их в тёплом и надёжном месте на продолжительное время, охраняли его.

Хм… Значит… Значит, яйцо могло пролежать в гнезде не один год! С другой стороны, это же нужно было знать, где эти гнёзда, где яйца и прочее. Не с неба же оно свалилось?

Задумалась, подняла голову и посмотрела на потолок. Почесала затылок. Было бы всё верно, но ведь я сама свалилась с неба! Не стоит отрицать возможность такого варианта.

— Итак, Уголёк… Как же ты оказался в саквояже? Кто-то хотел, чтобы тебя нашли!

Именно нашли. Иначе лежал бы ты долго и нудно в своём гнезде. Кому же мне спасибо говорить?

Уголёк на этом моменте начал трясти клетку. Опять. Я даже не очень сильно отреагировала на этот шум, привыкла.

— Погоди, дочитаю и дам тебе кусок мяса, троглодит! Не умрёшь ты от голода, потерпи ещё пять минут. Тут самое интересное пошло…

Драконы составляли пару на всю жизнь. Напомнило историю про лебедей, которые без своей половинки жить не могут, как и без яиц, без птенцов. Сильные, могучие создания, которым там легко навредить.

Кладка обычно насчитывала от пяти до десяти яиц. Так сказать, неслись редко, но кучно. А это значит, что у Уголька могут быть братья и сестры по скорлупе! Что? Ждать ещё целую кучу саквояжей?

— Так, огонь…

Огонь. Да, драконы огнеупорны. Их кожа в особенности. Ну а сами они плюются многокомпонентной слюной. Горючей её делает особая железа, которая добавляет ацетон. А искры, высекаемые при щелчках зубами, которые имеют похожее на кремень покрытие. Поэтому Уголёк сыплет искрами и пыхает. Он ещё только учится контролировать весь этот сложный процесс. Клацает зубами и всё такое.

— Тебе нельзя людей облизывать! — цыкнула и покачала головой.

Очередной презрительный взгляд меня позабавил. Уголёк будто начал сомневаться в моих умственных способностях.

— Интересно…

Я перевела взгляд на саквояж: его сделали из кожи дракона, это логично. Что, если нужно зайти с этого конца? Не думаю, что такие штуки на барахолке по распродаже можно достать. Или это тоже бесцельное занятие?

А если…

Я встала с кровати и взяла саквояж в руки. Принялась его крутить и вертеть. Внутри него была особого вида накладка. Когда я её отодвинула, то нашла там печать. Фирменная, видимо.

— Как ты думаешь, Уголёк, что потребует Саймон за поиски этой фирмы по пошиву саквояжей из твоих собратьев?

Уголёк ответил на это очередным плевком. На шашлык он хотел пустить этих пошивщиков. В этом я с ним была полностью согласна!

8. О рудиментах и поросятах

Выглядела я как истинная леди! Наряд мне доктор Гибсон подобрал приятный и очень красивый. Шоколадного цвета платье, кремовое кружево было очень нежным на ощупь, а широкополая изящная шляпка, снабжённая пушистыми перьями, довершала образ. Мужчина помог выбраться мне из экипажа и, обведя пространство перед собой рукой, коротко резюмировал:

— Хастерфилд!

Шумный большой город. Высокие дома из тёмного кирпича и камня, фонари, узкие и широкие улицы и везде люди. Они ели, пили или пели, разговаривали, просили монету, прогуливались, да и вообще жили обычной жизнью. Мы с доктором выбивались из всего этого море-океана.

Во-первых, я то и дело хотела куда-нибудь завалиться, потому что удобные туфли мне так и не нашли, а обычные ботинки или что-то подобное мужчина отказался мне давать наотрез. Я ощущала себя танцовщицей на ходулях. Пусть такого

вида искусства ещё не существовало, но я бы стала новатором, пионером такого головокружительного во всех смыслах движения.

Во-вторых, чувствовалось, что у нас водилась монета. Это тут же прочувствовали уличные мальчишки, стайкой кружившие вокруг нас. Утирая рукавами чумазые лица, они делали жалобные глаза и протягивали руки. Честное слово, я бы отдала им и не одну монету. Но у меня денег не было, а доктор Гибсон был непреклонен. Грозно зыркая на попрошаек, упрямо меня вёл по довольно широкой улице в сторону самого высокого дома, который издали напоминал настоящий дворец.

В-третьих, помня некоторые заветы мужчины, я старалась молчать и улыбаться. Моё дурашливое лицо, чуть ли не блаженное, привлекало к себе внимание. И я понимала, что здесь если не в лицо, но многих знали, как и самого доктора. А тут какая-то… леди! Да ещё с лицом таким чудным, что дамы шеи сворачивали, а мужчины провожали заинтересованным взглядом.

— Саймон нашёл самые лучшие документы! Но вам лучше при встрече молчать. Вы из захолустного местечка, где девушки умеют только улыбаться и смущённо краснеть.

— Я не умею смущённо краснеть! Я… — поймав взгляд мужчины на себе, вскинула брови и тактично кашлянула, — я не настолько наивна и невинна.

— Есть что-то, что вам смутит?

— Не знаю… Может… Ну-у-у… Мне подруга советовала представлять голыми преподавателей на экзамене, чтобы не было так страшно. Но…

— Можете представить членов комитета обнажёнными.

Тут я не выдержала и покраснела. Даже не знаю, что меня сильнее смутило: прямота речи или само предложение? Странно, я доктора представляла себе жутким занудой, потому что иногда в нём просыпался профессор, который начинал зудеть и сыпать информацией.

— Члены комитета будут задавать вопросы. Поэтому я советую вам сказать, что у вас очень сильно болит горло.

— Так сильно? — я прохрипела голосом профессора Лебединского. — Да?

— Примерно. Поэтому я буду говорить за вас, отвечать на нужные вопросы и прочее, прочее, прочее. Члены комитета — весьма уважаемые люди, они знают об этом и стараются быть выше всех и вся. Так что вы скромная леди, которая изо всех сил будет смущаться, стесняться, молчать. Можно ещё сделать немного глупый вид, глупых девушек любят!

Я задохнулась от возмущения! Я не для того в медицинский на бюджет продиралась, чтобы теперь косить под дубину стоеросовую!

— В крайнем случае отвечайте односложно: да, нет или не знаю. И не забывайте добавлять сэр!

— А почему только сэр?

— Потому что женщин в комитете нет!

— Это сексизм какой-то… — я буркнула под нос. — Или шовинизм… Несправедливо!

На это мужчина ничего не сказал, он был озабочен тем, чтобы мы без особых проблем вошли внутрь большого здания. Там было столько людей, что нас тут же закружило в своеобразном водовороте. Но доктор знал, куда меня вести. Мы быстро поднялись по крутой винтовой лестнице и оказались на втором этаже. Кабинет, в который нас занесло, был довольно просторным. В нём стояли ровные ряды шкафов, а за длинным столом сидели трое почти одинаковых мужчин. Я про себя окрестила их: Ниф-Ниф, Наф-Наф и Нуф-Нуф. Краснощёкие, круглолицые и животатые. И носы картошкой, почти курносые. Им не хватало свиных ушек и хвостиков, чтобы стать натуральными поросятами.