Наследство
Шрифт:
— От четырех до шести месяцев. Но обещаю, мы сразу уедем куда-нибудь, совершим какое-нибудь путешествие и…
— А потом что ты будешь делать?
— Какой фильм?
Она кивнула.
— Еще не знаю. Что-нибудь подыщем интересное.
— А если обо мне? Я для тебя интересна. Ларри считает, что у меня захватывающая внешность, он сам мне это говорил. Ты мог бы сделать фильм обо мне.
Поль нахмурился, потом быстро сменил выражение лица.
— Пожалуй. Когда-нибудь я это сделаю. Мне хочется выпить еще. Тебе тоже налить?
— Да. —
— Этот фильм? Каким образом? — Он улыбнулся ей. — Ты самая известная фотомодель в стране. Документальный фильм о черных и белых сторонах этого бизнеса меня как-то не впечатляет.
— А тебе не надо касаться черных сторон.
— Нет, мы должны касаться и того и другого. Именно это и отличает документальный фильм от других. — Он обнял ее. — Как он может помочь тебе?
— Любая реклама помогает, — уклончиво ответила она. Поль заглянул ей в глаза.
— Ты что-то недоговариваешь. В чем дело?
Она уткнулась ему в грудь, спрятав лицо в его рубашке:
— Просто мне плохо. Я хочу…
Поль прижал ее крепче. Я хочу. Он подумал о том, что большинство предложений Эмилии начинались именно с этих слов.
— Что? — спросил он.
— Быть счастливой.
Поль на мгновение почувствовал беспомощность.
— Я думал, что ты счастлива.
— Иногда да. Я стараюсь, но иногда не получается.
Он продолжал обнимать ее, не зная, что сказать, не понимая, что именно она хочет и как он мог ей в этом помочь.
— Я просто думаю, что если что-то поможет мне продемонстрировать, что я не такая, как все… более интересная, то я буду нужна им не только из-за моей внешности.
Он вновь уловил в ее голосе испуг. Интересно, какова бы была его жизнь, если бы она зависела только от его внешности?
— Я подумаю о фильме, — ласково пообещал он. — Но я ничего не гарантирую.
Эмилия обняла его за шею и пригнула его голову для поцелуя.
— Спасибо, дорогой. Я знала, что ты постараешься для меня. Я всегда могу на тебя положиться.
«И все будет хорошо, все будут счастливы и довольны», — с иронией подумал Поль. Но все мысли исчезли, когда Эмилия, прижавшись к нему, стала снова целовать его, ее маленький язычок обжигал его рот, как огонь.
— Я скучала по тебе, — шепнула она ему и, встав на цыпочки, вытянула свое тело вдоль него, выставив одну ногу вперед.
Руки Поля чувствовали ее тело, мягкое и послушное, тепло ее кожи проникало через легкое платье, в котором она была. Он крепко сжал ее в объятиях, чувствуя каждую клеточку ее тела.
— Я скучала по тебе, — снова сказала она, прижимая его голову к своей. Одной рукой она ласкала его шею, потом просунула ее в открытый ворот его рубашки и, быстро расстегнув, стала гладить его грудь, проводя своими теплыми пальцами по темным шелковистым волосам у него на груди и нежной коже ниже
Ей всегда удавалось замаскировать свою эгоцентричность страстью, которую она умела в нем разжечь.
— Итак, — сказал Ларри, когда они сидели в самолете, направляясь в Миннеаполис, — у вас был медовый месяц?
— У нас всегда медовый месяц, — шутливо ответил Поль. Он никогда не понимал мужскую потребность похвастаться своими сексуальными подвигами, если только они не были полными импотентами и это не помогало им почувствовать себя настоящими мужчинами.
Но дело было в том, что неделя, которую они провели вместе с Эмилией, вовсе не походила на медовый месяц, разве только что в постели. Они не знали, о чем говорить, а если они и беседовали, то казалось, что каждый говорил о своем. А через два дня Эмилия стала исчезать то на работу, то за покупками или приглашала на обед друзей. По правде говоря, должен был признаться Поль, что бы ни ожидало его в компании Фарлея, он был рад, что был сейчас в самолете.
— Кроме того, я немного поработал.
— Отлично. Я тоже. — Ларри протянул ему папку. — Вот описание жизни Фарлея.
Поль ухмыльнулся и тоже протянул ему папку.
— А это описание фильма, его основной план, пятый вариант.
— Черт возьми! Молодец. Так, посмотрим.
Они молча углубились в чтение, затем до конца полета работали над списком людей, которых собирались интервьюировать, обдумывали площадки для съемок, которые нужно было арендовать, и сцены с Фарлеем.
— А где эту неделю был Фарлей? — спросил Поль.
— В Нью-Йорке и Лос-Анджелесе, встречался с агентами по продаже предметов искусства. Хочет, чтобы они нашли ему новые статуэтки взамен тех, которые у него украли. Он одержим ковбоями, он подражает им или что-то в этом роде. Еще он разговаривал со страховым инспектором, который расследует ограбление. Я звонил ему вчера вечером, он был в порядке; конечно, нанюхался кокаина, но не думаю, что это по нему заметно, если не знать, в чем дело. Готов поспорить, он очень ценит свое турне и наш фильм. И поэтому старается сдерживать себя. Что будет потом, сказать уже не берусь.
Ларри оставался в Миннеаполисе на протяжении всех концертов, потом уехал опять.
— Постараюсь приехать на заключительный в Вашингтоне, — пообещал он, когда они с Полем завтракали до его отъезда. — Он должен быть потрясающим. Билеты на трибуны распроданы по двести долларов с человека, и устроители концерта ожидают получить еще четверть миллиона. Конечно, это все добровольные пожертвования, но, тем не менее, прямая трансляция, деньги, которые льются рекой… — Он покачал головой: — Они начали с нуля, а получилось первоклассное зрелище.