Наследство
Шрифт:
Воровство представляло серьезную проблему в отелях по всему миру, но только не здесь. Им до сих пор везло, или их отель был действительно лучше, чем другие, а может, и то и другое. Он работал в «Амстердам Сэлинджер» уже два года, помогая расширять штат отдела безопасности и контролируя установку новой системы замков на дверях и сейфах во всех номерах. Именно он предложил нанять сторожей в багажное отделение, — это предложение принесло ему должность начальника отдела безопасности, когда старый начальник ушел на пенсию. И за все эти два года не было зарегистрировано ни одной крупной кражи. Было несколько мелких случаев, в основном пропадали маленькие свертки в вестибюле
Он повесил замок на свой велосипед у стоянки такси и сел в первую по очереди машину. В два часа ночи улицы были в основном пустынны, и всего за несколько минут они успели проехать через цепочку каналов вокруг Центрума, мимо закрытых на ночь магазинов на улице Рокин и остановились на Ньив Доленстраат у «Амстердам Сэлинджер», который представлял собой отреставрированное величественное здание семнадцатого века. Взволнованный помощник управляющего уже ждал его у входа.
— Я позвонил Хенрику, — рассказывал он, когда они с Беном шли к лифту, — но его жена сказала, что он заболел, и…
— Я сам займусь этим вопросом, — бросил он, продолжая идти, отметив про себя, что его дыхание успокоилось, голос звучал ровно, хотя сердце продолжало еще сильно стучать. В лифте он потуже затянул галстук, удостоверился, что пиджак сидит на нем без морщин, и провел расческой по волосам. В последний момент он вынул из внутреннего кармана очки в роговой оправе и надел на нос.
Когда Эллисон открыла дверь, они молча посмотрели друг другу в глаза. Она нахмурилась, его лицо показалось ей знакомым, но она не могла сразу вспомнить, где его видела. Но еще пытаясь объяснить себе, почему черты его лица показались ей знакомыми, она уже поняла, что никогда не видела его раньше. Его лицо было напряжено, сильный подбородок, темные, почти сросшиеся на переносице брови над внимательными голубыми глазами; его светлые волосы причесаны, но все равно казались немного взъерошенными. Высокий и худощавый, он непринужденно стоял перед ней, но она заметила, что мышцы его шеи были скованы без видимых на то причин. Она обратила внимание на чувствующийся в нем сильный характер, ей стало любопытно, что же скрывается под строгим представительным видом, который подчеркивали темный деловой костюм и очки в роговой оправе. Она протянула ему руку:
— Бен Гарднер?
Заметив удивление, мелькнувшее на его лице, она улыбнулась.
— Меня зовут Эллисон Сэлинджер. Я всегда спрашиваю фамилии людей; лучше всегда знать, кто именно будет тебе помогать.
Их рукопожатие было обоюдно крепким.
Он был наслышан о ней.
В те дни, когда он читал газеты и журналы в поисках упоминания фамилии Сэлинджер, он встречал ее имя. Она была дочерью Феликса.
— Входите, пожалуйста, — сказала она.
На диване сидела еще одна молодая женщина, а Альберт расположился на пуфе рядом и держал на коленях папку. Бен продолжал смотреть на Эллисон. Он думал, что узнает ее сразу, поскольку время от времени видел ее фотографии в журналах и газетах, но ни одна фотография не передавала той яркой внешности женщины, которая стояла перед ним. Она была еще более красива и надменна, чем он думал. Он поймал себя на мысли, что представляет себе ее в момент любви. Его глаза не выдавали его мыслей, лицо было непроницаемым, но он воображал, что гладит это длинное, угловатое тело и шелковистые волосы и заставляет ее сбросить с себя холодность и неприступность
— Моя двоюродная сестра Патриция Сэлинджер, — представила их Эллисон. — Патриция, это Бен Гарднер, начальник отдела безопасности отеля.
Патриция подняла на него глаза и кивнула. Бледная копия Эллисон, подумал Бен, лишенная всех прелестей своей сестры. Это означало, что Эллисон пошла в Ленни. Много воды утекло с тех пор, когда он хотел встретиться со всеми членами семьи Сэлинджеров лицом к лицу и заставить их заплатить за все то, что сделал Феликс их отцу; но даже жажда мести становится слабее, когда тринадцатилетний мальчишка становится мужчиной тридцати одного года. А теперь он снова захотел встретиться с ними.
— Я уже рассказала все, что знала, — сказала Патриция, кивая головой в сторону Альберта. — Просто удивительно, что ваша служба так плохо работает. И давно вы занимаетесь этим делом?
— Патриция очень расстроена, — быстро вмешалась Эллисон. — Она… купила вазу… в подарок моей матери. Она была ей очень дорога.
— Большое спасибо, дорогая Эллисон, — медленно произнесла Патриция. — Только зачем выдумывать всякие истории? Почему тебя волнует, считает ли служащий отеля, есть у меня основания для расстройства или нет? Мне обидно, потому что эта ваза была довольно красивая и я купила ее для себя, а не для первой попавшейся горничной.
«От нее можно ожидать неприятностей», — подумал Бен. Но Эллисон, которая удивила его тем, что старалась сгладить резкость своей сестры, может ее сдержать, если захочет.
— У вас есть какие-нибудь указания на то, что ее взяла горничная? — спокойно спросил он.
— Конечно, нет. Нас здесь не было. Но горничные здесь были; мы ходили за покупками, и потом наши покупки без нас принесли сюда… — она махнула рукой в сторону Альберта. — Он все знает. Я не понимаю, почему должна опять все повторять.
— Конечно, не должны, если вы уже все рассказали Альберту. Думаю, что вы обе хотите спать. Я прочту его отчет и поговорю с вами утром. Когда проснетесь, позвоните мне, если вас это не затруднит, и мы сможем обсудить наши дальнейшие действия.
Все это время он разговаривал стоя. Он наклонил голову не то в поклоне, не то в кивке и собрался уходить.
— Почему бы нам не поговорить за завтраком? — спросила Эллисон.
Наступила минутная заминка.
— Можно сделать и так. Восемь часов вас устроит? Патриция направилась в свою спальню:
— Эллисон! Ты ведь прекрасно знаешь, что я не хожу завтракать.
— Я забыла, — успокаивающе ответила она, взглянув на Бена. — Но если мистер Гарднер позавтракает со мной, с тобой он поговорит позже.
— Это совершенно нелепо, — сказала Патриция с порога. — Эту вазу мы больше не увидим никогда; какая-то мерзкая горничная давно ее продала. Я вообще не понимаю, почему ты им позвонила…
Дверь закрылась за ней. Бен и Эллисон посмотрели друг на друга. Наконец поднялся Альберт:
— Я, пожалуй, отпечатаю свой отчет. Мои записи трудно разобрать.
— Я иду с вами. У меня много работы. — Он принял на себя суровый вид, пытаясь не позволить своим глазам выдать его чувства, когда он посмотрел на Эллисон. — До завтра, — сказал он ей и пошел по коридору следом за Альбертом.
Посмотрев на закрывшуюся за ними дверь, Эллисон улыбнулась. «Завтрак, — подумала она. — Не самое лучшее время дня для меня, но с него хорошо начинать. А мне с каждым часом будет лучше; к тому времени, когда мы будем вместе обедать, я уже буду просто неотразима».