Насмешка
Шрифт:
Больше женщина ничего не сказала, спешно покинув ласса. Гаэрд несколько раз спрашивал дорогу к Магинбьорнам. Его удивляли многозначительные взгляды, сопровождавшие ответы на его вопрос. Потом появились тихие смешки, а вчера тайна открылась, когда харчевник, помянув Нечистого, посмел насмехаться над благородными лассами. Гаэрду не понравилось, что смерд смеет насмешничать над дворянским родом, и он, схватив того за грудки, встряхнул и потребовал пояснений.
Харчевник, заметив, что благородный ласс не настроен выслушивать его потуги быть остроумным, рассказал, что первая красавица провинции оказалась первой блудницей, и бедному наместнику досталась порченной.
— Так сколько мужчин за ней увивались, — жарко уверял харчевник, отступая
«Не верьте навету», — пронеслись в голове Гаэрда слова Мальги. А после он вспомнил, как краснела в великом смущении лаисса Ренваль, глядя на его торс, покрытый повязкой. Еще тогда мужчина изумился тому, что замужняя дама краснеет, как девица. «Не верьте навету…». А потом Гаэрд вспомнил, как побледнела Лиаль, когда разговор зашел о ее брате. Испуг лаиссы сейчас стал понятен благородному лассу. Боялась, что он знает позор рода Магинбьорн. «Не верьте навету».
— Бедняжка, — прошептал Гаэрд и вновь перевел взгляд на харчевника.
— Красивые — они все от Нечистого, — продолжал тот, вдохновляясь задумчивостью Дальвейга. — Мне так еще папаша мой говорил, а уж он в бабах разбирался. Им бы только хвостом вертеть, вот и довертелась лаиссочка, честь свою задаром отдала.
— Закрой свою поганую пасть, — глухо произнес ласс, стремительно приближаясь к харчевнику. Тот попытался увернуться, но Гаэрд перехватил сплетника за плечо, с силой впечатав в стену. Локоть его уперся в горло мужчине. Ласс Дальвейг вынул кинжал из ножен, поднес его к побагровевшему лицу хрипящего болтуна, и спокойно, без ярости сказал. — Еще хоть одно грязное слово скажешь об этой честной женщине, я твой мерзкий язык отрежу и затолкаю тебе в глотку. Понял?
— Да, — просипел харчевник.
— Говори, нет женщины честней и чище лаиссы Лиаль Ренваль, — все так же невозмутимо и страшно продолжал Дальвейг.
— Нет женщины честней и чи… чище лаиссы Лиаль Ренваль, — задыхаясь, повторил сплетник.
— Честь и хвала ее славному роду, — острие кинжала уперлось в щеку харчевника.
— Че-че-честь и х… хвала-вала ее роду, — заикаясь, произнес мужчина.
— Пошел прочь, брехливый пес, — Гаэрд с силой откинул хозяина харчевни, бросил на стол медяк за трапезу, которую так и не доел, и покинул харчевню, брезгливо отряхивая руки.
— Так слышали? — Ригнард не спускал с гостя воинственного взгляда.
— Я не слушаю сплетен, особенно узнав лично того, о ком мне пытаются солгать, — ответил Гаэрд. — В чести лаиссы Лиаль и ее рода у меня нет сомнений.
Ласс Магинбьорн немного расслабился и снова отвернулся.
— Лиа кружила головы многим, была ветрена и шаловлива, так на то и дается пора юности. Но никого и никогда не подпускала близко, ни к сердцу, ни к телу.
Вскоре доложили о том, что стол накрыт, и лассы перебрались в трапезную, чтобы продолжить беседу за кубком доброго хмельного напитка. Однако заговорили они не сразу. Каждый думал о своем. Мысли Гаэрда унеслись к родному замку, где на него возлагали надежды, ожидая, что младший ласс исполнит предназначение и не уронит честь своего рода. К тому же охотники все еще были где-то недалеко и следовало торопиться, но совесть и душа требовали отложить дело, безусловно важное, но…
Слезы в глазах прекрасной лаиссы и неизвестность о ее дальнейшей судьбе не давали покоя Гаэрду. Как же можно было оставить ее в руках того, кто посмел пренебречь обязанностью мужа беречь и заботиться о своей жене. Женщина, пришедшая в род супруга, издревле почиталась за ровню, потому что несла в чреве своем продолжение и славу рода своего мужа — его сыновей. И хоть с некоторых пор дочерей почитали наравне с сыновьями, все же жена и мать оставалась почти священной. И если уже не на любовь, то на уважение своего супруга благородная лаисса могла рассчитывать смело. Однако то, что увидел Гаэрд,
— Как случилось, что о лаиссе Лиаль пошли столь мерзкие слухи? — наконец заговорил ласс Дальвейг.
Ригн сделал большой глоток из кубка и отставил его в сторону, невесело усмехнувшись.
— Это все ее проклятый муженек, — ответил мужчина. — Наутро, после первой ночи, объявил, что следов невинности не было. Прогнал отца из замка, назвав Лию шлюхой. Меня он выгнал еще ночью, запретив не только являться перед воротами, но и отправлять сестре послания. Отец порывался увидеть дочь и допросить с пристрастием, кому она отдала свою честь, чтобы покарать наглеца, но к Лиаль его так и не допустили. Наш зятек объявил, что принял решение, и его супруга отныне останется под замком. И все это перед гостями и перед государем. Его Величество похлопал Ландара по плечу и уехал. А мы стали посмешищем. Отец добрался до замка и кидался на меня с мечом, обвиняя в потворстве распутству Лиаль. Едва скрутили его со слугами. Я втолковывал отцу, что он сам привел наш род к позору, связавшись с наместником, но тот слушать не желал. Пытался встретиться с зятем, предлагал забрать дочь и избавить его от порченой супруги. Нечистый! — кулак Ригнарда ударил по столу. — Это он про нашу Лию! Но Ренваль прогнал отца, сказав, что жену уже выбрал, и для рождения наследника она ему подойдет и такая, какая есть. — Он замолчал и некоторое время мрачно смотрел перед собой. — Не знаю, что заставило отца открыть глаза. Мои уговоры, или же гнев на тех, кого называл друзьями, и кто после высмеял его, расхваливая добродетель своих дочерей, всегда стоявших в тени моей сестры, но однажды он сказал, что проклинает себя и свою корысть, толкнувшую его на переговоры с наместником. Отец всадил себе в грудь кинжал и выжил только чудом. С тех пор он закрылся в своих покоях и не высовывает оттуда нос, проводя дни и ночи в молитвах. Я же разругался со всеми, кто раньше ходил за Лиаль, словно голодные псы. Ублюдки совсем озверели от желчи.
— Святые, — тихо проговорил Гаэрд. — Но за что наместник унизил такой гадкой клеветой лаиссу Лиаль?
— Она посмеялась над ним, — Ригнард долил себе хмельного напитка и поднял кубок. — Поначалу пыталась показать, что он не властен над ее судьбой, после высмеяла прилюдно, дважды за один вечер. Это месть.
Ласс Дальвейг нахмурился. Месть местью, но то, что он видел, походило на поведение одержимого.
— Ежели бы дело касалось лишь мести, Ренваль должен был почувствовать себя удовлетворенным после того, как провозгласил лаиссу распутной, — задумчиво произнес он. — Я же видел безумного ревнивца, готового растерзать супругу за одни лишь подозрения. Он так сильно был влюблен в вашу сестру?
Ригнард приподнял брови и усмехнулся.
— Сомневаюсь, — ответил мужчина. — Одно время я много спрашивал о нем. За всю свою жизнь наместник любил только одну женщину — свою первую жену. Мне говорили, что любовь его была безответной. Но первая лаисса Ренваль слыла, как и Лиа, первой красавицей Неста. В любом случае, ежели и была у него любовь, то он ее ничем не выказывал. Скорей, интерес, но не больше. Кстати, о ее кончине ходили разные толки. Я так толком и не смог узнать, что же случилось, но среди причин разлада меж супругами называли и ветреность лаиссы. А потом она упала со стены…
Мужчины подняли друг на друга взгляды, некоторое время молчали, соединяя мозаику воедино.
— То, каким он предстал мне, не может не навести на мысли, что лаисса Ренваль, первая лаисса Ренваль, пала жертвой гнева и ревности своего супруга. Уж не перенес ли он и на Лиаль свои обиды? — Дальвейг стал совсем мрачен. — Как бы там ни было, но однажды тело вашей сестры может оказаться лежащим под стенами замка Ренваль. Я не могу допустить подобного.
— Челядь верна ему, — зло ответил Ригн. — Я несколько раз пытался подобраться к замку, передавал послания, но ни одно не дошло. Меня ловили и отправляли восвояси. До нее не добраться.