Настанет день
Шрифт:
— Мне до смерти надоело, что меня вечно вырывают из моей собственной постели, — жаловался один из патрульных. — Я в ней сплю всего-то два раза в неделю.
— Они наши жены, — вещал еще кто-то. — Получается, они живут в бедности только потому, что за нас вышли.
Те, кто брал мегафон, уже начали говорить о том же. Речи в память О’Миры постепенно сошли на нет. Снаружи набирал силу ветер, на стеклах все четче вырисовывались узоры.
На трибуну поднялся Доум Ферст, закатал рукав, чтобы все увидели его руку:
—
Некоторые начали колотить стульями по стенам. Другие швыряли в окна стаканчиками с кофе.
— Надо бы что-нибудь сделать, — заметил Дэнни, обращаясь к Марку Дентону.
— Давай, вперед, — отозвался Дентон.
— «Идите на хрен»? — прокричал Ферст. — А я говорю — пускай ониидут на хрен! Слыхали? Пусть идут на хрен!
Дэнни еще пробирался сквозь толпу к мегафону, когда весь зал принялся скандировать:
— Пусть идут на хрен! Пусть идут на хрен!
Он улыбнулся и кивнул Доуму, а потом встал позади него, поближе к мегафону.
— Джентльмены, — начал он, но его заглушили крики.
— Джентльмены! — попробовал он снова.
Он увидел, что Марк Дентон глядит на него из толпы, изогнув губы в улыбке, приподняв бровь.
Еще раз:
— Джентльмены!
Кое-кто посмотрел в его сторону. Остальные кричали, месили кулаками воздух, выплескивая друг на друга пиво и кофе.
— Заткнитесь на хрен! — проорал Дэнни в мегафон; перевел дух и обвел взглядом зал. — Мы — представители вашего профсоюза. Так? Я, Марк Дентон, Кевин Макрей, Доули Форд. Дайте нам переговорить с Кёртисом.
— Когда? — крикнул кто-то в толпе.
Дэнни посмотрел на Марка Дентона.
— В Рождество, — ответил тот. — У нас назначена встреча у мэра.
Дэнни сказал:
— Похоже, он принимает нас всерьез, раз уж встречается утром в Рождество, как по-вашему, парни?
— Видать, он наполовину жид, — выкрикнул кто-то, и все захохотали.
— Может быть, — отозвался Дэнни. — Но встреча эта — важный шаг в нужном направлении, парни. Акт доброй воли. А пока давайте отнесемся к мужику непредвзято.
Дэнни оглядел эти сотни лиц; люди явно прониклись идеей не до конца. В задних рядах снова завопили: «Пусть идут на хрен!», но Дэнни указал на фотографию О’Миры, висевшую на стене слева
«Они хотят, чтобы я повел их за собой. Не важно куда».
— Этот человек, — провозгласил он, — сегодня упокоился в могиле!
В зале притихли, больше никто не кричал. Все уставились на Дэнни, гадая, к чему он клонит. Он сам не знал к чему.
Дэнни понизил голос:
— Он умер, но его мечта осталась неисполненной.
Несколько человек опустили головы.
Господи, как он собирается выпутаться из этого дурацкого словоблудия?
— Эта мечта была и нашей мечтой. — Вытянув шею, Дэнни обозрел собравшихся. — Где Шон Мур? Шон, я же тебя видел. Объявись.
Шон Мур вытянул вверх вялую руку.
Дэнни пристально посмотрел на него:
— Ты был там в тот вечер, Шон. В баре, накануне его смерти. Ты был со мной. Ты его видел. И что он сказал?
Шон заозирался по сторонам, переминаясь с ноги на ногу. Он бледно улыбнулся Дэнни и покачал головой.
— Он сказал… — Дэнни окинул зал взглядом. — Он сказал: «Обещание есть обещание».
Половина зала захлопала. Кое-кто засвистел.
— Обещание есть обещание, — повторил Дэнни.
Новые аплодисменты, отдельные выкрики.
— Он спросил, верим ли мы в него. И как мы верим? Это ведь была не только наша мечта, но и его.
«Вот чушь, — подумал Дэнни, — но гляди-ка, работает». По всему залу стали приподниматься головы. Гордость сменила гнев.
— Он поднял свой стакан… — И Дэнни повторил этот жест. Похоже, он бессознательно применял отцовские приемы: лесть, призыв к чувствам, нарочитая театральность. — И он сказал: «За ребят из Бостонского управления полиции — вы лучшие представители нашей нации». Выпьем за это, парни?
Все выпили и разразились приветственными возгласами.
Дэнни заговорил тише:
— Если Стивен О’Мира знал, что мы лучшие, то Эдвин Аптон Кёртис скоро это узнает.
Все снова начали что-то скандировать, и Дэнни не сразу разобрал слово, которое они выкрикивают, а когда разобрал, кровь бросилась ему в лицо. Они кричали:
— Ког-лин! Ког-лин! Ког-лин!
Он отыскал среди толпы лицо Марка Дентона, разглядел на нем мрачную усмешку — словно теперь тот в чем-то убедился: может, в верности своих давних подозрений, а может, в том, что от судьбы не уйдешь.
— Ког-лин! Ког-лин! Ког-лин!
— За Стивена О’Миру! — крикнул Дэнни, снова поднимая стакан. — И за его мечту!
Когда он отошел от микрофона, его просто осадили. Некоторые даже пытались его качать. Он сумел добраться до Марка Дентона только минут через десять; тот сунул ему в руку стакан с пивом и, склонившись к нему, заорал в ухо, перекрикивая толпу: