Настанет время… Звездный лис. Сборник фантастических романов
Шрифт:
— Спокойно. Слишком надежно вы нас обезоружили, обезопасили.
И спустя мгновение, добавил:
— Чтоб вам провалиться!
— А кто первый заварил эту кашу? — огрызнулся Хейм.
— Вы, еще тогда, в Солнечной Системе. Я слышал, что по мнению Иисуса, сама смерть является актом искупления. Быть может, когда мы умрем здесь, на Строне, вы частично искупите свою вину перед тем, кого нам пришлось здесь похоронить.
— Не я его застрелил, — процедил Хейм сквозь зубы.
— Данная ситуация возникла по вашей вине.
— Заткни
— О, я не претендую на безгреховность. Я должен был организовать все более тщательно. Вся человеческая раса по уши погрязла в грехе.
— Прежде я уже слышал это высказывание, но я с ним не согласен. Человеческая раса — это не что иное как агломерат отдельных видов. Индивидуум ответственен за свои персональные поступки.
— В том числе, и за такие, как организация частных войн? Говорю вам, Хейм, этот человек был бы сегодня жив, если бы вы оставались дома.
Хейм украдкой бросил взгляд сквозь мрак. Он не мог ни разглядеть лицо Брэгдона, ни разобраться в нюансах искаженного голоса.
— Но послушай, — сказал он, — я мог бы обвинить тебя в убийстве с целью вмешательства во внешнюю политику. Моя экспедиция носит легальный характер. И возможно, у нее даже больше сторонников, нежели противников. Мне страшно жаль Грега. Он был моим другом. Однако ему была известна вся степень риска, и он пошел на это добровольно. Умереть, сражаясь за стоящее дело, не самый худший способ смерти. Вы же слишком много на себя берете.
Брэгдон попятился назад:
— Хватит, молчите!
Хейм безжалостно продолжал долбить:
— Отчего вам не спится? Уж не Грег ли тревожит ваш сон? Не задумывались ли вы о том, что вашей шумливой породе ненависть придает больше сил, чем любовь? Не возникало ли у вас желание отрубить палец, нажимающий на спусковой крючок оружия, если оно нацелено на человека, пытавшегося сделать все что можно ради Земли? И хватит ли у вас сил назвать кого-нибудь убийцей?
— Подите вы к черту! — вскрикнул Брэгдон. — Подите вы к черту!
Он отполз на четвереньках от Хейма. В нескольких метрах он остановился, скрючился, и плечи его затряслись.
«Может быть, я был слишком жесток с ним, — подумал Хейм. — Он искренен… Плевать на это. Искренность — это одна из добродетелей, которую мы почему-то более всего склонны переоценивать».
Он снова прилег на мох и незаметно уснул.
Его разбудил восход, окрасивший гору Лохан в огненный цвет. С каждой зарей Хейм чувствовал себя все более закоченевшим, а собственная голова казалась ему пустой, но отдых все же помогал продолжать движение, заставляя преодолевать нежелание принимать пищу, и каждое утро начиналось с холодного завтрака и с кипячения свежей порции воды.
Брэгдон молчал как рыба, да и другие не особенно много говорили. Но когда начался долгий путь по направлению к лесу — целый километр вверх по горе, Вадаж запел:
Снова бьет барабан, начинается война.
Снова
Эт-ри, эт-ра, ра-па-та-план,
Начинается война.
Допев до конца, он перешел к «Римини», «Маршу через Джорджию», «Британским гренадерам» и «Из Сиртиса в Цидонию». Хейм, Джосселин, и даже Брэгдон подпевали ему задыхающимися голосами, и, может быть, Утхг-а-К-Тхакв находил какую-то поддержку в маршевых ритмах и знакомых образах Родины. Вскоре они добрались до леса, чувствуя себя гораздо лучше, нежели ожидали.
— Спасибо, Андре, — сказал Хейм.
— Ты ведь знаешь, это моя работа, — ответил венгр.
Прежде чем углубиться в лес, люди сделали короткий привал, во время которого Хейм более внимательно приглядывался к растительности. Издалека при свете восхода он видел, что лес пересекал горы неправильной линией, так четко ограниченной, словно он был искусственный. Поскольку северо-западный склон возвышался крутой стеной прямо над Хеймом, он заметил также странный маслянистый выброс почвы с этой стороны, огибавший склон и исчезавший за пределами зрения. Теперь же он находился слишком близко, чтобы увидеть что-либо, кроме самого барьера.
— Оказывается, не так уж много кустарников, — с удивлением заметил Хейм. — Всего лишь один вид. Что бы об этом думаете?
— Я не ксеноботаник, — пробурчал инженер.
Деревья были около четырех метров высотой. На Строне ничто не бывает слишком высоким. И толщиной они были не больше чем с человеческую руку. Но вдоль стволов, от корней до самой вершины, росли бесчисленные гибкие ветки, каждая из которых расщеплялась, в свою очередь, на множество побегов. Местами ветви переплетались так густо, что образовывали сплошную стену. Листья росли только на верхних ветках, но и те сплетались вверху в красноватую крышу, под которой подлесок казался черным, как ночь.
— Тут нам без мачете не обойтись, — сказал Хейм. — Однако терять прежний ритм передвижения нельзя. Кто-то один будет рубить, на первый взгляд это не очень тяжело, в то время как остальные будут отдыхать. Начну я.
Он крепко сжал в руке нож.
Вжик! Вжик! Дерево было мягким, с каждым взмахом ножа ветки летели направо и налево. Мужчины сменялись каждый час, исключив из очереди Джосселин, и вскоре небольшой отряд углубился далеко в лес.
«А ведь прошла всего пара часов с тех пор, как рассвело», — ликовал про себя Хейм.
— Смени меня, Гуннар, — попросил Вадаж. — Я уже весь мокрый как мышь.
Хейм поднялся и пошел к венгру вдоль узкого прохода. В нем было жарко и тихо. Сквозь листья сочился густой багряный сумрак, и уже в нескольких шагах ничего не было видно. Кругом шелестели ветки, упруго сопротивляясь проходящему человеку. Хейм взмахнул мачете, и почувствовал, как вибрация передалась сначала ножу, затем запястью, потом — всему телу.
«Хм. Странно. Впечатление такое, будто зашевелилась вся эта переплетенная гуща».