Настанет время… Звездный лис. Сборник фантастических романов
Шрифт:
— Может быть, табу? — предположил Вадаж. — Вероятно, эти обломки ассоциируются в представлении местных с чем-то кошмарным.
— Вполне возможно, хотя у меня такое впечатление, будто строны оглядываются на свою войну с гораздо меньшим ужасом, нежели мы, когда вспоминаем наш Обмен, а ведь Земля еще легко отделалась. — Хейм поправил давившую на плечи систему воздухоснабжения и рюкзак. — О’кей, пора двигаться дальше. Солнце уже низко, а меня что-то не привлекает перспектива ночевать среди призраков.
— Может быть, споешь нам что-нибудь, Андре? —
— Попробую. — Голос певца был усталым и разбитым, да к тому же нещадно искажался при попадании в атмосферу, но тем не менее он прокаркал:
Вдоль по дорогеК прекраснейшему Атти, ура, ура!Помогая женщине идти, Хейм сначала не обратил внимания на слова. Но потом он внезапно осознал, что Вадаж поет вовсе не «Когда Джонни возвращается с победой домой», а суровую старую балладу ирландцев, — оригинал этой песни.
…где ноги, которые так быстро носили тебя,Когда ты впервые взял ружье?Да, теперь тебе уж больше не сплясать.О, Джонни, тебя не узнать.Враги со своими ружьями и барабанами,И барабанами, и ружьями,Чуть не убили тебя.О Джонни, дорогой мой,Ты стал теперь калекой,Тебя не узнать!Хейм взглянул на Брэгдона. Вся его фигура выражала упрямую мысль: «Откуда этим дьяволам знать, что такое война?»
Рука Хейма, обтянутая перчаткой, непроизвольно сжалась в кулак, когда он подумал: «Я знаю! И я должен похоронить ее!»
У тебя нет руки, у тебя нет ноги.Ты — безглазое, безногое, бесплодное яйцо.Останется только положить тебя в мискуНа паперти просить милостыню.О, Джонни, тебя не узнать.С их ружьями и барабанами,И барабанами, и ружьями…Слышать такую песню в этой мертвой местности было не очень-то приятно, но, быть может, Андре не имел выбора. Какой бы призрак ни витал над адской машиной, чересчур медленно отступавшей назад, его он тоже не оставил равнодушным.
Все молча радовались изнеможению, которое заставило их уснуть этой ночью. Однако Хейму сон не принес облегчения. Его мучили тревожные сны, и несколько раз он просыпался… от какого-то шума. Может быть, в этом были повинны гейзеры? Нет, что-то металлическое: скрип, треск, жужжание… Воображение, ничего больше. Хейм снова погрузился во тьму.
Рассвет был сырым от тумана, который ветром приносило от находившейся в каких-то трех—четырех километрах «Дым-Горы». Белые испарения
— Она ушла туда, — махнул рукой Вадаж. — М-м-м… пора бы ей уже вернуться назад, э?
— Пойду поищу ее, — вскинув на плечи рюкзак, Хейм заковылял в туман.
Вскоре он нашел ее, скрючившуюся в какой-то странной позе.
— В чем дело? — спросил Хейм.
Джосселин чуть заметно шевельнулась.
— Я не могу, — произнесла она тонким голосом.
— Чего не можешь?
— Пошевелиться. Не могу. Боль в каждом суставе, в каждой клетке. Идите дальше без меня. Вернетесь, когда найдете помощь. Я подожду.
Хейм опустился на четвереньки, стараясь равномерно распределить тяжесть на все четыре конечности.
— Ты должна идти с нами, — сказал он. — Мы не можем оставить тебя одну.
— Но разве со мной может случиться еще что-нибудь хуже этого? Да и вообще, не все ли равно?
Хейма охватили угрызения совести. Он обнял Джосселин и сказал как можно мягче:
— Джосс, я совершил ошибку, заставив тебя идти с нами. Надо было оставаться тебе, чтобы ты дождалась друзей… Но теперь поздно говорить об этом… И я не прошу у тебя прощения…
— Нет нужды, Гуннар. — Она склонила голову к нему на плечо.
— …Но я еще раз повторяю, что ты должна сделать переход. Еще три или четыре дня.
При этом Хейм мысленно добавил:
«Дольше мы просто не протянем, потому что у нас кончатся все запасы»
Вслух же он продолжил:
— Потом можешь отдыхать, сколько тебе захочется.
— Отдыхать вечно, — выдохнула она. Капли стекли по стеклу ее шлема, словно слезы, но голос звучал почти безмятежно. — Когда-то я боялась смерти. Теперь она кажется мне прекрасной.
— Есть еще одна причина, вследствие которой ты не можешь оставаться здесь одна. Насколько мне известно, у тебя скоро должен начаться очередной цикл, так ведь? О’кей?
Он взял ее рюкзак и резервуар для отходов и закинул все это себе на спину.
— Гуннар! — запротестовала Джосселин. — Ты не можешь тащить еще и мою ношу!
— Да, к сожалению, твое дыхательное снаряжение я взять не могу. А остальное — какие-то несколько килограммов…
Новый вес придавил Хейма, словно глыба. Он с трудом поднялся и протянул Джосселин руки.
— Вставай! Алле ан!
Ветер сменил направление, и с севера послышался звук, который, как считал Хейм, почудился ему во сне. Лязг, грохот, стон — достаточно близко, чтобы перекрыть шум ветра.
— Что это? — пронзительно вскрикнула Джосселин.
— Не знаю. Давай пока не будем выяснять.
Хейм и сам почувствовал, как екнуло у него сердце, но затем с мрачным удовлетворением увидел, что Джосселин вскарабкалась на четвереньки, с трудом выпрямилась и пошла по направлению к лагерю.