Наставники. Коридоры власти(Романы)
Шрифт:
В разговор вступил Дуглас. Он был не прочь поспорить с Роузом, но они были коллеги и потому единомышленники. Им обоим было нежелательно, чтобы разговор вышел за рамки общих мест, и Дуглас пошел по стопам Роуза. Он не так уж верит в предопределение, сказал он. Может быть, и другие могут выполнять те же обязанности и принимать те же решения, но жить и действовать надо с таким ощущением, как будто тебя никто не заменит. Когда находишься в самой гуще, сказал Дуглас, хочешь не хочешь, надо выбирать и решать. Но, делая выбор,
Он оглядел сидящих за столом. На минуту маска бесстрастия слетела с него.
— Потому-то все мы и стремимся быть в самой гуще.
— Мы, дорогой мой Дуглас? — спросил Роуз.
— Я говорю не только за себя, — ответил Дуглас.
Монти Кейв, сидевший напротив меня, все время с интересом следил за Роджером. В своем мятом смокинге Монти казался еще коренастее и нескладнее, чем был на самом деле. Отвернувшись от Дугласа и Роуза, он заговорил спокойно, доверительно, и все взгляды обратились к нему.
— Вы, кажется, имели в виду… нечто другое? — спросил он Роджера.
— То есть?
— То есть, — тут Монти не выдержал, и его толстая физиономия расплылась в ехидной усмешке, — вы, кажется, имели в виду кое-что поважнее.
— Не понимаю вас, Монти.
— По-моему, вы хотели сказать, что иной политический шаг сейчас может выглядеть, безусловно, ошибочным, а через десять лет окажется, что он был, безусловно, правилен. К несчастью, это верно. И все мы это знаем.
— И что же? — ровным голосом спросил Роджер.
— Может быть, я плохо вас понял, но, мне кажется, вы спрашивали нас, нет ли какой-то вероятности, что таково положение и сейчас.
— Разве из моих слов можно сделать такой вывод?
— А в этом случае не предпочтете ли вы пойти на попятный? — продолжал Монти. — Не захочется ли вам вести себя чуточку осторожнее?
— Вы и правда считаете, что он такой уж осторожный? — прервала с дальнего конца стола Кэро. Глаза ее сверкали, щеки залил яркий румянец. В гневе она была великолепна.
— Я вовсе не хочу сказать, что это ему легко и просто, — заметил Монти.
— Но вы хотите сказать, что он струсил. Неужели никто не понимает, что уже много месяцев он выбивается из сил? Может быть, он даже переоценил свои силы. Вопрос только, что же будет дальше?
— А что будет дальше? — спросил Монти.
Оба ощетинились. Каждый почувствовал в другом врага. Кэро и нравилась Кейву, и пугала его. А он ей казался слишком хитрым и недостаточно мужественным. Она не на шутку разозлилась. Она сражалась за Роджера и готова была ринуться в атаку, но при этом чутье подсказывало ей, в каком направлении лучше всего ринуться. Нет, она ничего не оставит на волю случая. Она не раз уже видела, как предавали друг друга такие вот любезные сотрапезники. Она хотела во что бы то ни стало заручиться поддержкой Леверет-Смита и Тома Уиндема и пыталась доказать им, что Роджера толкают на крайности не
Она была храбрая женщина и в гневе совершенно искренна. А насколько искренне нападал сейчас на Роджера Кейв? Уж не условились ли они об этом заранее? Роджеру это нападение было на руку, оно подкрепляло его тактику.
— Сколько я могу судить… — с чрезвычайной важностью начал Леверет-Смит.
— Да, Хорас? — Кэро подалась к нему, пуская в ход все свои чары — любезность аристократки и обаяние хорошенькой женщины.
— Сколько я могу судить, не следует забывать, что в иных случаях тише едешь — дальше будешь.
Он изрек это с таким видом, словно сам додумался до этой премудрости. С губ Кэро не сходила улыбка восхищения.
— А разве мы об этом не помнили? — сказала она.
— Просветите же нас, — сказал Монти.
— Я склонен думать, что мы двигались вперед, несколько обгоняя общественное мнение. Правда, нам и следует быть несколько впереди, иначе мы не сможем подобающим образом его возглавить. Наша задача, — добавил Леверет-Смит, — как я понимаю, состоит в том, чтобы определить, насколько быстрее мы можем двигаться, ничем не рискуя.
— Вот именно, — заметил Монти. От него так и несло презрением.
А я подумал — напрасно он считает Леверет-Смита полным ничтожеством. Тот и в самом деле невыносим своим пристрастием к пошлым прописным истинам, но при этом, если уж он в чем-нибудь упрется, его не сдвинешь. Думая о том, что всем нам предстоит, я предпочел бы, чтобы он был большим ничтожеством — и чтоб его легче было сдвинуть с места. Как бы Роджеру не пришлось дорого заплатить за то, что у него оказался такой негибкий и неуступчивый помощник.
Кэро продолжала очаровывать Леверет-Смита и Тома Уиндема. Это ей отлично удавалось. Она вполне понимала их сомнения, колебания, которые не могли не мучить их, заядлых консерваторов, — понимала еще и потому, что (хоть она не призналась бы в этом никому, кроме Роджера, а с той минуты, как он вступил на такой опасный путь, не призналась бы и ему) те же сомнения мучили и ее.
Том Уиндем со вздохом сказал, что лучше бы и в наше время решающей силой оставался военный флот.
— Конечно, я знаю, что это не так, — прибавил он.
— Чему я очень рад, — сказал Монти Кейв.
Том удивился, весь покраснел и стал настаивать. С тех пор как кончилась война, все только и делают, что гадают, какому оружию отдать предпочтение. Может, это и не беда.
— Но все-таки, — сказал он, — ребятам (он имел в виду военных, а заодно и своих приятелей здесь, среди гостей) нужно время, чтобы привыкнуть ко всем этим переменам.
Тут вмешался Фрэнсис Гетлиф, с холодноватой церемонностью, которая становилась для него все характернее, он извинился перед Уиндемом и Леверет-Смитом. Но, став церемоннее, он стал в то же время и нетерпеливее.