Наставники. Коридоры власти(Романы)

Сноу Чарльз Перси

— Скажите, миссис Джего, как к вам попала эта бумажонка? — спросил я. — Ее обронил дома Пол?

— Пол? — переспросила она. — Неужели вы не понимаете, что он слишком бережно ко мне относится, чтобы обронить дома такую бумажку? Нет-нет, она была прислана с таким расчетом, чтобы ее получила именно я.

— Бедняжка, — пробормотал Рой.

— Ее наверняка послал сам Найтингейл, — сказал я. — Интересно мне узнать — на что он надеется?

— Он надеется, — с неожиданной проницательностью предположила миссис Джего, — что я прочитаю ее и натворю каких-нибудь глупостей.

— Вполне возможно, что он сделал это просто по злобе, — заметил Рой.

— Нет-нет,

они используют меня, чтобы прокатить Пола! Только через меня они и могут его уязвить — в самом деле могут, и вы прекрасно это знаете! — воскликнула миссис Джего. — Они понимают, что Пола обязательно изберут — вот им и нужен скандал, чтобы прокатить его. — Тут мы с Роем сообразили, что она еще не слышала о последних событиях. — Я прекрасная мишень для их нападок, верно? И до меня дошел еще один слух — они нарочно так устроили, чтобы я об этом узнала, — мне передали, что меня и дальше будут травить. Они рассчитывают запугать меня. Мне сказали, что эта записка — только начало. Им хочется, чтобы я уговорила Пола снять свою кандидатуру.

— Н-да, тут кто угодно напугается, — проворчал Рой.

— Я так и вижу, как они обо мне судачат! — воскликнула миссис Джего. — Я вся извелась. Я не знала, что мне делать. Я убежала из дому, а теперь и сама не понимаю, почему пришла к вам…

Мне было не совсем ясно, что же все-таки произошло. Она получила листовку — но послал ли ее сам Найтингейл? До нее дошли какие-то слухи — но правильно ли она их поняла? Не ошиблась ли?.. Теперь она говорила спокойно, горестно и просто:

— Я так испугалась, Рой. Я и сейчас еще боюсь. Плохая из меня вышла жена для Пола. Я всегда ему мешала. Я пыталась измениться, да ничего у меня не получилось. Я знаю, что веду себя ужасно — и ничего не могу с собой поделать. Но я никогда не мешала ему так, как сейчас. Разве я могла подумать, что из-за меня его не выберут ректором? Как же я это вынесу, как я после этого смогу здесь жить?

— А вы подумайте о Поле, — посоветовал ей Рой.

— Да, но я не могу не думать и о самой себе! — воскликнула миссис Джего. — Каково мне будет видеть, что в Резиденцию вселяется кто-то другой? Вы, конечно, считаете, что я не должна думать о себе — но каково мне будет слушать их разговоры про меня?

— Этого не случится, поверьте мне, — сказал я.

— Это обязательно случится!

— А если и случится, вам не следует обращать на это внимания.

— Вы думаете, я не знаю, что они про меня скажут? — воскликнула миссис Джего. — Они скажут, что я недостойна Пола. И вместо того чтобы помогать ему, выставляла себя дурой перед другими мужчинами. А главное, они будут правы — вот что ужасно! Хотя никому не нужна такая женщина, как я. — Она улыбнулась — грустно, наивно и кокетливо. — А знаете, Рой, я вполне могла наделать с вами глупостей.

— Вам хотелось, чтобы Пол любил вас еще сильнее, — сказал Рой. — Вы не очень-то верили в его любовь, правда? Но он вас любит, очень любит.

— Неужели он еще может меня любить?

— Да ведь и вы его очень любите, — усмехнувшись сказал Рой.

— Я всегда была недостойна Пола! — воскликнула она.

Ее терзало разочарование, горечь стыда и недовольство собой — какие слова могли принести ей облегчение? С наивным чванством готовилась она к жизни в Резиденции — неудержимо хвасталась, планировала званые обеды, писала о своих замыслах родителям… Каково же ей было лишиться всего этого? Джего, видимо, не рассказывал жене о возникших осложнениях. Так каково же ей было лишиться всего этого из-за

собственного безрассудства? Ее мучил стыд. Она «выставляла себя дурой», и теперь ей надо было за это расплачиваться. Но она была слишком наивна, чтобы по-настоящему ощущать свою вину. Ей было стыдно, она ненавидела себя только из-за того, что люди дурно отзывались о ней. Она никогда не верила, что ее можно любить, и от постоянного самоистязания превратилась в злобную мегеру. А сейчас она чувствовала себя затравленной, одинокой, потерянной и нелюбимой. Неужели Пол только из жалости притворялся все эти годы, что любит ее? Да, ей казалось, что так оно и было — несмотря на его пылкую и очевидную преданность.

Она еще в юности решила, что ее никто не полюбит — я был убежден в этом. Если бы она верила, что любима, Джего жилось бы гораздо легче: ее истерическая подозрительность и злобная сварливость, ее жажда нравиться мужчинам — из-за неверия в свою привлекательность — все это утратило бы нервическую остроту, а ее униженное преклонение перед ним, которого он, кстати сказать, не замечал, переросло бы в глубокую, ровную любовь. Но она приносила ему только вред — листовка Найтингейла лишний раз подтвердила это — и не верила, что он может относиться к ней с любовью.

Время шло, мы уже явно не успевали к Гею, и нам пришлось отложить свой визит до завтра. Утешить миссис Джего мы не могли, но и оставить ее сейчас одну было немыслимо. В конце концов она предложила нам выпить у нее дома чаю. Проходя через второй дворик — миссис Джего шла между мной и Роем, — мы столкнулись с Найтингейлом. Он поклонился ей, но она демонстративно отвернулась. Когда его шаги затихли, она, почти торжествуя, сказала:

— Они-то меня постоянно оскорбляют.

В гостиной нас встретил Джего — как только мы вошли, он обнял жену и взволнованно проговорил:

— А я уже повсюду тебя разыскивал! Почему ты не оставила мне записку? Нельзя же исчезать из дома неизвестно куда. Что случилось?

— Нет, это ты мне скажи, что с тобой случилось! — воскликнула миссис Джего. Когда мы вошли, свет в гостиной не горел, а Джего стоял посредине комнаты. Открыв дверь, миссис Джего первым делом включила свет — лицо у Джего было изнуренное, глаза ввалились, губы побелели.

— Вы, конечно, уже знаете? — посмотрев на меня и Роя, спросил он. Мы кивнули. Тогда он снова повернул голову к жене и, не снимая руки с ее плеча, сказал:

— Мне придется тебя расстроить, Элис. Похоже, колледж не счел меня достойным ректорской должности.

— Из-за меня?

— Ну что ты, милая, — ответил Джего, однако ее вопрос, прозвучавший как пронзительный стон, был обращен не к нему.

— Это не имеет отношения к тем людям, о которых мы с вами говорили, — объяснил я миссис Джего. — Дело не в них. Юстас Пилброу перешел в партию Кроуфорда… из-за политических взглядов вашего мужа. Он не мог прочитать листовку, когда решался на разрыв с нами, да и не повлияла бы на него эта жалкая листовка.

— Слава богу, — проговорила миссис Джего, прижавшись щекой к плечу мужа. — Если они не изберут тебя в ректоры по моей вине, я этого не перенесу.

— А разве это так важно, — с горечью спросил ее Джего, — из-за чего меня прокатят?

— Конечно! Конечно! — воскликнула она. И с упреком сказала мне: — Почему ж вы меня не предупредили?

— Я не имел права — пока не был уверен, что об этом знает сам Пол.

— Вы понимаете, к чему это приведет? Вы понимаете, что теперь им, наверно, удастся меня унизить? — с надрывом выкрикнул Джего.