Настоящая фантастика – 2014 (сборник)
Шрифт:
Языками черного пламени полыхнули освобожденные волосы Гибор, заколка впилась в магнетический глаз, острие, предваренное спорой струйкой крови, выскользнуло из затылка умерщвленного пса.
В горячем воздухе обмякшее тело пса напрягает тонкую цепь, которой конец в руке Гибор, поднявшейся, простоволосой.
Магома любит отроков, чьи зады как зеленые дыньки, Магома любит свою симитарру, чей изгиб как лебединая шея. Христианка ни в чем не отрок, христианка во всем симитарра. Магома, лихо подцепив острием пики красноутробную
Гибор нуждается в подношении.
– Я хотела набрать смокв, но твой пес помешал мне. Как его звали?
Половина плода исчезает, откушенная.
– Джибрил, – Магома спрыгнул на землю и протянул руку к цепи, на которой продолжает висеть пес. Когда его пальцы близки к цели, Гибор равнодушно выпускает добычу, и мертвый Джибрил падает на землю, а по нему со звоном струятся блестящие звенья цепи, платье струится по плечам и бедрам Гибор.
– Никто не мог убить его, – говорит Магома, а рука, мгновенно назад потянувшаяся к цепи, не имеет обратного хода, и ладонь покрывает багровый сосок Гибор.
– Правую, лучше правую, – шепчет она, подступая».
Так вот, массовый читатель, дочитав отрывок хотя бы до строки: «Головорез, аристократ и многоженец Мусса Абенсеррах затворил за собой дощатые ворота госпиталя», – чувствует себя крайне неуютно. Насладиться тем, как красиво показано взаимодействие разных культур, и как здорово это все вплетено в ткань романа, и какой классный юмор у авторов, он не может по той простой причине, что ничего не знает о реальной истории человечества, о разнице культурных стереотипов, о том сложном коктейле, что собой представляла Европа в пятнадцатом веке. А дальше – больше, Зорич – о ужас! – нагло использует современные слова в историческом тексте. Специально! Будто не знает, что в правильном историческом романе правильный автор обязан использовать слова, кажущиеся читателю старинными. А еще доцент называется! (Доценты.) И опять же, никакого снисхождения к читателю, что хочет, то и делает.
По этой причине «Карл, герцог» для меня – культовая книга, доступная не для всех. Это не хорошо и не плохо.
На другом конце полюса – бестселлеры. Зачастую не блещущие ни оригинальными идеями, ни изысканным языком, ни изощренным сюжетом – однако заинтересовавшие широкую аудиторию.
И прежде чем перейти к книгам, вынесенным в заголовок, есть смысл поговорить об общей анатомии бестселлера.
Люди все разные, вкусы – тоже. Образование, профессия, место проживания – все накладывает на нас свой отпечаток. Опять же, мальчики отличаются от девочек. «Совы» от «жаворонков». Курящие от некурящих. Всеядные от вегетарианцев. И т. д. практически до бесконечности.
Поэтому в книжном маркетинге существует хорошо всем собравшимся в Партените известное понятие «целевая аудитория». Даже самую великолепную книгу о танках сложно продать любителям клематисов. ЦА разные.
Но вот появляется бестселлер – книга с чрезвычайно широкой целевой аудиторией, то есть интересная очень разным людям. (Мы оставим в стороне вопрос о том, что волшебным образом большинство бестселлеров мирового уровня возникают в англоязычном
В данном случае мы просто согласимся с фактом, что в категорию мировых бестселлеров входят в том числе сага «Сумерки» Стефании Майер и «Код да Винчи» Дэна Брауна.
Чем цепляет широкую аудиторию бестселлер?
На чем он играет?
Наверное, на том, что общее у всех людей.
А общее у всех людей при совершенно разном сознании то, что лежит глубже, – наше подсознание.
И здесь очень удобно пользоваться книгой Андрея Курпатова «С неврозом по жизни». Особенно нам, домохозяйкам. Доктор Курпатов говорит, что подсознание как единый базовый инстинкт самосохранения раскладывается в триаду:
инстинкт самосохранения,
инстинкт самосохранения группы,
инстинкт самосохранения вида.
То есть – выживание.
Цитирую: «Конечно, мы не звери, но в основе, в сердцевине нашего существа лежат все те же инстинкты. Каждым из нас подсознательно владеет страх смерти, желание власти и сексуальное вожделение – проявления трех ипостасей целостного инстинкта самосохранения! Вот так все незамысловато…»
Страх. Власть. Любовь.
А поскольку мы имеем дело с единым инстинктом самосохранения, эти три составляющие очень тесно и причудливо переплетены, обеспечивая работой как модных психотерапевтов, так и судебных психиатров.
И произведения с широкой целевой аудиторией всегда обращаются не столько к сознанию, сколько к подсознанию своих читателей. Поэтому очень интересно посмотреть на два разных подхода, положенных в основу книг, ставших мировыми бестселлерами.
И начнем мы с «Кода да Винчи» Дэна Брауна, обозванного механическим конструктом. Хотя бы потому, что в моем личном рейтинге «Сумерки» стоят выше.
Сразу скажу, что я понятия не имею, имеют ли оба текста литературные достоинства. Так удачно получилось, я не знаю, что такое «Настоящая Литература» и каковы ее критерии.
Я знаю другое. Не богатый язык, не полное погружение в материал делают книгу бестселлером. Более того, мне известна одна тайна: когда на просторах Интернета в обсуждении какой-нибудь книги звучит убийственная фраза: «Да он же пишет с ошибками, у него герой берет меч своей рукой, словно можно чужой, и т. д.», после которой автору полагается убить себя об стену, так вот, я-то знаю, что этот упрек из разряда несущественных.
Человек может знать все правила русского языка и писать прекрасные отчеты самым изысканным слогом – но это не значит, что он в состоянии сделать хоть сколько-нибудь читабельную книгу.
Это всего лишь малая часть знаний и умений, да к тому же отнюдь не самая важная. Более того, если человек пишет с ошибками, характерными для его среды, – то попадание его текста в свою целевую аудиторию будет значительно точнее, и любить его книги будут в том числе еще и за его ошибки, такие родные, такие нашенские. А отнюдь не за то, что он блистательно согласовывает прилагательные с существительным в роде и числе.
Для широкой публики не это составляет основу интереса к книге. Там, в этой основе, лежат значительно более грубые вещи. Каркас – если мы говорим о технике, об архитектуре. Скелет – если речь ведем о живом мире.