Настоящая фантастика – 2015 (сборник)
Шрифт:
Лозница усмехнулась, снова обнажив зубы.
– Дитя Леса и Города не боится болезни. Это болезнь боится его. Когда он родится, болезнь исчезнет. Но она заберет с собой все свои… ветви… отростки… тела…
Вольсингаму вспомнился мертвый монах, и всплыли недавние слова Харпа. «Может убивать тех, кто по какой-то причине стал негоден».
– Всех зараженных? Все они умрут, когда умрет грибница?
Лозница опять кивнула.
– А если они будут далеко от центра грибницы, то выживут?
Сложив руки на животе, зеленоглазая женщина улыбнулась.
В этот
– Госпожа! Госпожа, Город взбунтовался! Госпожа, они идут сюда!
Со двора уже явственно доносились вопли и звон оружия. Сухо треснуло несколько выстрелов, но их обрывистый звук быстро затерялся в реве, напоминавшем рев штормового моря. На потолке заплясали красные отблески факелов.
Лозница повернулась к стене, где сплетались зеленые ветви над мягким ковром травы, и спокойно сказала:
– Скажи Городу – я выйду к ним.
Вольсингам и стражник переглянулись, при этом мальчишка неистово замотал головой.
– Нет, Кроха, – выдохнул Вольсингам. – Пожалуйста, нет. Они убьют тебя. Сожгут, как сожгли чучело на площади.
– Я выйду к ним, – повторила лозница и, встав, шагнула к двери.
В окно влетел камень и громко ударился о резную спинку кресла. Градом брызнули щепки. За первым камнем посыпались другие. Вольсингам, пригнувшись, метнулся в угол и подхватил сумку с иконой. Затем, перебежав к окну, прижался к стене и выглянул наружу. Двор, еще недавно белый от снега, почернел. Его запрудила толпа. Мелькали там и прорезиненные плащи выжиг, и их маски с фильтрами. Стражников нигде не было видно, зато мальчик Гиккори, в небесно-голубом камзольчике, выплясывал посреди толпы и размахивал обгоревшим чучелом на шесте.
В зале заседаний было не продохнуть. Пар от дыхания поднимался к потолку волглыми облаками. На деревянных скамьях капельками оседала влага, а окна снаружи залепил снег. В полумраке свисающие с потолка флаги, в том числе самый большой флаг с гербом Города – трехглавым замком, из которого прорастало могучее зеленое дерево, – казались одеждами слетевшихся на шум привидений. Шло экстренное совещание магистрата, посвященное последним волнениям в Городе. Члены магистрата, в скособочившихся париках, измятых камзолах, с красными заспанными глазами и бледными лицами, орали, перебивая друг друга.
– Необходимо вызвать подкрепление из столицы! – кричал глава гильдии торговцев скобяными изделиями Свенсен.
– Собрать ополчение! – дребезжал в ответ полицмейстер Якоб Бирнс, старик восьмидесяти лет от роду, давно переложивший обязанности на плечи подчиненных и целыми днями мирно почивавший в особняке племянницы, фрау Шульц. – Помнится, во времена моей молодости…
– Ах, оставьте вы вашу молодость, – перебил его Рихард Розенблюм, богатый скотовладелец. – Расскажите еще, как голыми руками душили боевых дендроидов. Отправляйтесь лучше обратно под бок вашей племянницы…
– Я попрошу!
– Я требую!
– Надо найти герцога, – тихо и тяжело сказал бургомистр, но все почему-то его услышали.
На мгновение в зале стало тихо, и с улицы донесся глухой шум – словно ветер гудел в верхушках
– Бунтовщики приближаются, – пошептал Свенсен и завертел головой, отыскивая ближайшую дверь.
– Выжиги их задержат, – старый полицмейстер пренебрежительно махнул рукой в сетке вздувшихся вен.
– Говорят, выжиги присоединились к восставшим, – осторожно заметил Арчибальд фон Шуц, потомок древней аристократической фамилии.
– Вздор, вздор, – прокашлял Бирнс. – Цензоры никогда не стакнутся с бунтовщиками. Их задача – блюсти порядок. А есть еще силы полиции…
– И где эти силы?
– И где герцогская стража?
– И где сам герцог?!
Ответа на эти вопросы так никто и не узнал, потому что центральные и боковые двери распахнулись и внутрь хлынула толпа.
Как ни странно, непрошеные гости не стали громить зал, переворачивать скамьи, сдирать знамена и избивать почтенных членов совета. Вместо этого они быстро и организованно поднялись по четырем лестницам на верхний уровень, предназначенный для простонародья, – буде простонародью захотелось бы понаблюдать за совещанием своих вождей. Вошедшие вслед за горожанами выжиги с оружием и в полном боевом облачении редкой цепочкой встали в круговом проходе, отделявшем верхнюю часть зала от нижней. А затем из центральных дверей выступила небольшая, но красочная процессия.
Шагавший впереди человек поднял голову, и тусклый свет потолочных ламп на сотню свечей упал на его бугристое лицо со шрамом давнего ожога. Седые с редкими черными нитями волосы спускались до плеч. Ноздри крупного носа подрагивали, словно ловя запах пота, ожидания и страха, затопивших аудиторию. Бархатная мантия темно-бордового цвета свободными складками облегала его фигуру, а черные глаза горели неистовым огнем. Членам совета понадобилось несколько секунд, чтобы узнать этого человека в таком одеянии, без хромоты и привычного грима. Бургомистр, отличавшийся особой зоркостью, первым вскочил со скамьи и взмахнул руками:
– Смарк? Хромой Смарк?
Человек улыбнулся и чуть склонил голову – то ли в знак приветствия, то ли признавая правоту бургомистра.
– Да и нет. Вы знали меня под этим именем, но позвольте представиться полностью: оберегатель Бальтазар Смарк, личный представитель Его Святейшества архипротектора Герца в восточном округе протектората. Вот верительная грамота.
Сняв с пояса глянцевитый кожаный футляр, он извлек свиток желтоватого пергамента с чернильными строками и багровой печатью архипротектора. Никто из членов магистрата не поспешил ознакомиться с документом, и оберегатель продолжил:
– А это мое сопровождение.
Обернувшись, он коротко кивнул на своих спутников.
– Бернард Виттер, старший цензор. Цензор Вингобард. Младший цензор Бартоломео Гиккори.
Актеры – а точней цензоры, неузнаваемые в масках и прорезиненных плащах, – вскинули обтянутые перчатками руки в церемониальном салюте. Среди них не было самого высокого и тощего, известного под кличкой Штырь, однако до поры никто не обратил на это внимания.
Бургомистр плюхнулся обратно на сиденье и отер пот со лба. Вспотел он совсем не от жары, потому что из открытых дверей тянуло промозглым холодом.