Настоящая фантастика – 2015 (сборник)
Шрифт:
– Животные – отдельно? – Гноил не мог взять в толк, как такое возможно – возлежать на траве и не превращаться в траву. – Или они уже в траве?
– Это не трава, – сказал червь. – Это мех. Шкура. Понимаешь? Они все в одежде, которая их защищает, сохраняет форму.
Одно из животных протянуло Гноилу щупальце, что росло меж двух огромных зубов. Касание оказалось мягким, осторожным. Гноил ухватился двумя пальцами за отросток, потянул. Животное уперлось, распустило в стороны уши, замахало хвостом. Гноил резко дернул, животное взревело и упало на подломленные передние ноги и завалилось на бок.
– Что с ним?
Гноил
– Ты его убил, – сказал червь.
Однако в окружающем их Саду все оставалось по-прежнему. Не дыбилась почва, принимая в себя всех потомков животного. Не бугрились черные камни и не вздувались маслянистые пузыри. Ни дуновения по поверхности океана Дирака, запечатлевающего на поверхности вод новый узор времен.
– Как так? – спросил Гноил. – Ведь это – живое из живых… Ты ошибаешься, он не мог умереть!
– Они созданы для иного. Посмотри на пчелу и избери путь ее. Взгляни на животное и стань человеком.
Нелепое маленькое создание с паучьими руками и ногами осторожно спустилось с дерева, на котором сидели ее сородичи. К ее животу цеплялся детеныш, еще более нелепый и жалкий. Крошечное животное опасливо осмотрелось, для чего встало на задние лапы и растопырило руки. Уши шевельнулись. Почти человеческие пальцы беспокойно перебирали воздух. Успокоившись, оно принялось выдирать из земли траву и обнюхивать коренья. Съедобное оно совало в рот, пережевывало, отплевывало в ладонь и подносило к мордочке малыша. Тот слизывал кашицу.
Они далеко отошли от дерева, как из кустов мелькнуло длинное желтое тело, маленькое животное взвизгнуло и помчалось назад. Бежало оно тяжело, нелепо, болтающийся на брюхе детеныш соскальзывал вниз, и приходилось поддерживать его лапой.
Зубы сомкнулись на затылке животного, Гноил услышал хруст костей. Хищник дернул башкой, мертвое тело свалилось на землю. Детеныш отползал от тела матери, замер, съежился. Хищник рвал добычу, затем слизнул лужицу крови, подошел к детенышу, лег рядом. Мощной лапой тронул малыша, выпустил язык и облизнул его. Потом лениво встал, взял детеныша в пасть и поднес к дереву. Сидевшие наверху сородичи малыша заверещали, перескакивая с ветки на ветку. Хищник положил детеныша у подножия и бесшумно исчез в зарослях.
– Милосердие. Храбрость. Голод. Материнство, – сказал червь.
– Все в одном? Такой сложный гипостазис не под силу и гебариму…
– Им не нужен никакой гипостазис, Гноил. Как и людям не нужна была Ложь, чтобы лгать, и не нужно было Милосердие, чтобы не убивать ради удовольствия, или Злость, чтобы отомстить за несправедливость, учиненную над ними. Понимаешь? Гиппопотам спасает лань, которую тащит в воду голодный крокодил. Львица, убив самку бабуина, играет с ее детенышем, а потом возвращает его в стаю. Лебеди на всю жизнь выбирают себе пару и умирают вместе. Пчелы без устали трудятся ради роя. Самка пожертвует жизнью ради детеныша. Разве человек теперь способен на такое, Гноил? Да и где он, человек? Слипся в великие города, растворился в нирване океана Дирака, одичал, спариваясь с нефелим?
Гноил потрясенно оглядывался.
– Тебе решать, Гноил, – сказал червь. – Все утопить. Либо оставить как есть, и тогда древо гофер будет вечно сиять в Саду, устанавливая пределы всякой твари, что оно породило, и служа напоминанием, чем ты
Гноил шагнул в древу гофер, ухватился за ствол и потянул его вверх, ощущая, как вминаются упругие ребра древа, как шевелятся ветви, ощупывая руки Гноила длинными многосуставчатыми пальцами.
– Не надо выдергивать, – засмеялся червь. – Его надо срубить. Под корень, чтобы щепы летели. Я тебя научу, Гноил. Видишь надпись «Пожарный щит»? Там ты найдешь штуку, которая тебе поможет. Называется она топор.
Древо корчилось и брызгало кровью. Судороги прокатывались по стволу и ветвям, а плоды жутко разевали рты, пучили глаза, плевались, шипели, плакали тягучим соленым соком. Гноил размахивался и врубал топор в один бок гофера, затем в другой, оставляя в стволе широкие зарубы, сквозь которые вылезала внутренняя плоть – ярко-красная, с прожилками толстых вен.
Конечно, Гноил все делал неправильно. Да и откуда ему знать – как правильно валить древо? Он и топор держал неловко, неухватисто, пальцы соскальзывали с вымазанного кровью топорища. Приходилось останавливаться, вытирать слизь бородой, опять примериваться и вновь бить со всего маху.
– Так его, так! Молодец! Хорошо пошла! – подбадривал червь. – Корешки, корешки не пропускай! Бей по ним топором, бей!
И Гноил бил – теперь с облегчением, с ног до головы покрытый кровью и ошметками плоти древа. Он чувствовал великую силу высвобождения из-под власти гофера, а когда руки слабели от монотонности ударов, он вспоминал клетку, человека в белом халате и мучительный ужас, который д-р Ево Гофер вызывал в нелепом волосатом существе.
Молодец, говорил великий город гебарим, ты делаешь именно то, чего мы ждали вечность, не в силах восстать против нашего творца.
Умничка, шипела очередная нефилим, щелкая клешнями, спаривание с тобой – великая честь, Гноил-освободитель.
Величайшее достижение науки, гремел сочленениями гипостазис, еще раз доказывающее подвластность человеку любых сил природы, в том числе и божественных. Мы не должны ждать милостей от Творца. Взять их – наша задача!
Давай-давай, наяривай, кричали Гноилу все твари мира, слившись в коллоид океана Дирака, долой всяческие пределы, мы признаем только беспредельные пределы, предельные беспределы и самые беспредельные из всех беспределов…
Сделай себе ковчег из древа гофер, нашептывал червь сомнения, отделения сделай в ковчеге и войди в него с женою своей, и введи в ковчег тех животных, что указал тебе я, чтобы остались в живых…
И только кровь хлестала из всех хлябей мира.
На близком горизонте поверхности вод и неба слились в черную мглу. Вода текла отовсюду, из каждой точки пространства. Звери беспокойно возились внутри полостей древа гофер, а самые пугливые подавали жалостливые голоса. Но когда вой поднимался до высокой ноты, раздавался львиный рык, и все тут же умолкали.