Настоящая фантастика – 2017 (сборник)
Шрифт:
Ночью в кухне было очень тихо и очень страшно. Генка, замотанный в одеяло, примостился в углу, между дверью в свою комнату и большим обогревателем под названием «печка». Генка сидел, не шевелясь, и неотрывно таращился из темноты на подсвеченный луной подоконник над столом. На подоконнике стояла чашка и лежала лепешка, и от напряжения Генке то и дело казалось, что они двоятся или что за ними вырастают чьи-то тени. И еще все время мерещилось, будто большой кособокий буфет у противоположной стены начинает валиться набок.
Сам себе он казался героем какой-нибудь
И он действительно не заметил. Да и Генка не сразу понял, что тихое бормотание и топот – не плод его «шпионской» фантазии.
– И куда подевалось, куда подевалось? – озабоченно бормотал сильно окающий плаксивый голосок. Топот доносился из-под стола.
Проморгавшись, Генка разглядел там движение – что-то вроде пушистого тапочка металось туда-сюда, чем-то звякало и причитало. Потом протопотало в сторону дедовой комнаты, мимо буфета. Скрипнула дверь, и все стихло.
Генка сглотнул и вцепился в одеяло покрепче. Ох, не стоило ему приходить сюда, не стоило! Может, тихонько нырнуть в свою комнату, пока этот тапочек не вернулся?
Генка оглянулся на дверь, и тут же рядом с ним, невысоко над полом, вспыхнул свет, как показалось с перепугу – ослепительный. Генка зажмурился и втянул голову в плечи.
– Ну и чего ты тут, чего? – затараторил окающий голосок. – Чего в углу притаился, аж весь запылился? Глаза-то открой, чай, с тобой говорю, не с одеялом!
Генка открыл один глаз. Свет был вовсе не ярким – приглушенная ночная подсветка «умных часов». Часы были надеты на руку крохотного нелепого существа, и Генка удивился не столько даже этому существу, сколько тому, как оно умудрилось приспособить ремешок под свою руку-веточку.
Домовой и правда был размером с тапочек. Или с котенка, который всегда прибегал с одной из женщин к дневной дойке. Только домовой был с виду почти как человек – или, скорее, как одна из кособоких Милкиных кукол. Длиннорукий, коротконогий, большеголовый, со свалявшимся комом волос, одетый в джинсовые штанишки и рубашку без пуговиц. Домовой изучал Генку при свете «умных часов» с тем же любопытством, с каким Генка изучал его.
– Я Кузьма, – сказал он наконец, – домовой. А ты чего, глупенькой, что ли?
– Не-ет, – просипел Генка.
– Ну и правильно, – решил Кузьма, выключил подсветку на своих часах и затопотал к столу. – Только чего ж тогда не спросишь, к добру я тебе явился или к худу?
Генка окончательно растерялся, а домовой вскарабкался на подоконник и принялся жевать оставленную дедом лепешку. Было видно, как он болтает босыми ногами.
– Это я тебе явился, – решил Генка, а домовой на это презрительно хрюкнул в чашку с молоком, но не возразил. – Мне помощь нужна.
И Генка рассказал Кузьме про Милку, про ее вредного домового и родителей, которые без конца кричат друг на друга. И про то, что ей нужно починить изин-излучатель – уж после того, как Кузьма светил Генке в лицо «умными часами», ни про какое «колдовство» можно было и не заговаривать,
– Вот уж нетушки, так не пойдет! – решительно заявил домовой, когда Генка умолк. – Сами пусть ладят со своим домовым, я в такое не вмешалец. Небось не кормят его, грязь по углам развели, ножи на ночь не прибирают – а я чего, просить за них должен? Не было печали!
Генка такого решительного отказа не ждал и даже опешил, а Кузьма склонил к плечу лохматую голову и хитрым голосом добавил:
– Вот разве если мне кукурузочки. Вкусная кукурузочка нонче, мягонькая, молочная… Тогда я бы озаботился, конечно, поделился бы успокойкой, отчего ж нет? А без кукурузы мне какой интерес в чужие дела мешаться?
И уставился на Генку таким сверлящим взглядом, что тот аж поежился.
– Но там же темно, – после неловкого молчания заметил он.
– А мне до того и дела нету, – охотно завелся Кузьма и снова принялся болтать ногами. – Я чего, я вот пугалку выключу да спать пойду, я со своими делами управился, а до чужих мне и дела нет!
Генка посмотрел через черное окно на яркую полоску убывающего месяца и сглотнул.
– Давай завтра принесу, а?
– Да мне-то что, – проворчал Кузьма и завозился, слезая с подоконника. – Хоть завтра, хоть в будущем году, мне-то не к спеху, да только свидимся ли – кто знает… Спать пора-а, уснул бычо-ок! – затянул он вдруг таким плаксивым и громким голосом, что Генка с перепугу голову в плечи втянул – сейчас дед проснется, выйдет на шум, увидит завернутого в одеяло внука и… Что «и» – Генка не знал, но проверять ему не хотелось. С домовыми, судя по всему, здесь панибратствовать не принято.
– Не ори, не ори, – он замахал на Кузьму одеялом, – принесу тебе кукурузу, принесу!
Домовой враз затих и снова устроился на подоконнике, помахивая ногами и сверля Генку выжидающим взглядом из темноты.
Во дворе пахло сладкими цветами и сыростью. Ветки яблонь и абрикосов в свете луны выглядели точно как пальцы космических пришельцев из любимой Генкиной стрелялки, и собственные шаги казались очень громкими. На огороде стало еще страшней. Кукурузные деревья были выше Генки, листья их шуршали, и все время казалось, что космические пришельцы со своими руками-ветками подкрадываются к нему сбоку, сзади, со всех сторон.
Со свистом дыша через стиснутые зубы, Генка принялся выламывать первый подвернувшийся початок. Он холодил непослушные пальцы через тонкие пленочки-листики и норовил вывернуться из рук.
Почему бы деревенским жителями не выращивать кукурузу в вакуумных упаковках, как это делают во всех нормальных магазинах, а? Чем они вообще тут думают, зачем отдали свою технику лохматым тапкам и теперь позволяют им помыкать собою, ну вот зачем?!
Выломав пару початков, Генка со всех ног бросился обратно к дому и всю дорогу боялся обернуться: ему казалось, что шелестящие пришельцы из кукурузного леса гонятся за ним по пятам.