Настоящая
Шрифт:
Соорудила себе достаточно мягкую кроватку в том месте, где проснулась утром – рядом с таинственным узором на полу.
Что же это, все-таки, за квест, с этими линиями? Попыталась еще раз взять в руку предметы в центре – бесполезно. Хотела наподдать ногой, но испугалась, что сломаю о них палец. Самолетик, брелок, пряжка, кукла и лошадка казались… незыблемыми. Вросшими корнями в саму планету. На миг мне даже показалось, что отдери доски от пола, так они все равно будут висеть в воздухе в этом самом месте.
Да сам узор – это же дурацкий простой лабиринт, рассчитанный
Я чувствовала, что он здесь неспроста. Как посмотрю на эти штуковины, которые лежат в середине, так сердце сжимается. То ли от боли, то ли от радости – не поймешь. Они что-то хотят мне сказать, да только вот я глухая. Не слышу, не помню… только чувствую. Хоть сердце мне оставили.
Легла на клеенчатые матрасики, укрылась тканью зонта и стала смотреть на куколку. Она больше других создавала ощущение спокойствия и безопасности.
***
Тысяча отражений моего испуганного лица. Протягиваю руку и натыкаюсь на стекла. Слева, справа, впереди. Мои отражения, глупо улыбаясь, дружно протягивают руки навстречу, ощупывают стеклянные стены перед собой, теряют улыбку и растерянно оглядываются.
Это зеркальный лабиринт, где множество моих копий пытается найти выход. Мечусь из стороны в сторону, но выхода нет. Я заперта среди стекол. Но это же невозможно! Как-то же мое тело попало сюда.
Меня ледяными клещами хватает за сердце и виски страх.
Где я настоящая? Вдруг я тоже лишь одна из копий, повторяю за хозяйкой ее движения, думая, что имею свободу выбора. Вдруг живая и настоящая на самом деле где-то там, отделена от меня десятками стеклянных перегородок. Потому и нет выхода: я лишь зазеркальный клон. Потому и не помню ничего – попросту не имею права на память. Она не моя. Воспоминания принадлежат той, настоящей, а я – всего лишь потерявшееся в зеркалах отражение.
Бью кулачком по стеклу, но куда там. Я не в силах разбить их. Куда не иду, везде натыкаюсь на другие отражения. Вытаращенные от ужаса глаза с навернувшимися на ресницы слезами со всех сторон.
Я безнадежно заблудилась в лабиринте. Может из него совсем нет выхода и моя судьба теперь сидеть за стеклом и повторять чужие движения?
***
Проснулась в холодном поту. Выдиралась из липких объятий сна с мимолетным ощущением надежды, что вот сейчас кошмар закончится и я проснусь дома в своей кроватке, рядом с родителями. Даже поверила в это на краткий миг.
Открыла глаза и заплакала. Снова этот чертов сарай.
Сколько времени пройдет, прежде чем я перестану в полудреме ощущать себя дома? Прежде, чем я свыкнусь с тем, что застряла тут навсегда. Говорят, что новая привычка формируется у человека
Нет, не хочу! Не хочу тут оставаться так долго!
И тут я замерла: голоса! В моем сарайчике! Так вот, что меня разбудило!
Судя по тону – мальчишки. Двое или трое. Подростки, чуть младше меня.
Быстро села на матрасах. Мельком глянула в окно: оттуда через мутную пленку в сарай пытался прорваться яркий солнечный свет.
Шаги приближались. Из-за того, что помещение было завешено толстыми полиэтиленовыми занавесями, в лучшие времена бывшими прозрачными, а ныне ставшими мутно-желтоватыми, я пока не видела кто именно ко мне пожаловал. На всякий случай встала с кровати, прошла немного им на встречу, прижалась спиной к стене и замерла.
– Может пойдем отсюда? Рыжий говорил, что тут призраки живут, – голос мальчика помладше. Он явно дрожит от страха.
– Рыжий – трус. Ворона каркнет – он со страху обосрется. Нет тут никого, видишь? Зато тут нас никто искать не будет, – второй говорит более хрипло. Голос уже начал ломаться, значит этому лет четырнадцать. Парень храбрится, но я слышала, что на самом деле он тоже трусит.
Пара мальчишек показалась из-за колышущейся на сквозняке старой клеенки. С возрастом я все-таки ошиблась. Ровесники, и обоим лет по тринадцать. Один пухленький и низенький, а второй высокий, красивый и крепкий. Когда вырастет, будет сильным и мускулистым юношей. Надо же, с виду совсем как настоящие пацаны. Почти как люди. Выдавало их только одно. Они скользили по мне взглядом в упор и не видели.
– А ты знаешь, что тут раньше было? – спросил толстячок.
– Нет. Да какая разница?
– А я слышал. Рыжий говорил, что скотобойня. Потому и пленки везде висят. Чтобы брызги крови со стен не отмывать.
Я с интересом огляделась. А что? Вполне может быть. Больше всего эти свисающие лохмотья ассоциировались у меня с завешенной пленкой операционной, или, хотя бы с душевой на восемь персон, но скотобойня тоже подходит. Понятно, почему этот сарайчик до сих пор никто не оприходовал под какую-нибудь кафешку.
Старший остановился и с опаской огляделся, невольно ища глазами подтверждение этих слов. Он сейчас стоял совсем рядом. Руку протяни, и можно за ухо ущипнуть. Я едва сдержалась. Соблазн был очень велик, но мне захотелось провести более важный эксперимент. Для этого им надо было преодолеть еще одну завесу из пленки и пройти метра три, до того места, где я кое-как оборудовала себе место для сна. Мне было очень интересно что они увидят на полу.
– Тут знаешь скольких убили! Говорят, что не только коров. Раньше, когда бандиты всем заправляли, то здесь людей тоже разделывали, чтобы потом спрятать трупы. Когда вокруг так много крови, никто лишнюю не заметит, – продолжал пугать полный мальчишка, хоть и сам трясся от страха, – а теперь тут призраки убитых водятся. Вот ей богу! Рыжий говорил…