Настоящее сокровище

Симмонс Сюзанна

— Мне бы не хотелось, чтобы вы обращались ко мне так официально, мисс Фрэйзер, — заметил Митчелл. — Вы могли бы называть меня…

— Можете называть его просто приятелем, — с грубым хохотом влез Маккламфа. — Я и сам иногда его так называю.

— А как вы обращаетесь к нему в других случаях? — спросила Тори и рассмеялась, увидев, как изменилось выражение лица шотландца.

— Если не возражаете, — обратился Митчелл к Элис Фрэйзер, которая все это время невозмутимо молчала, — в нашем узком кругу я буду называть

вас Элис, и мне было бы приятно, если бы вы, в свою очередь, называли меня Митчеллом. Но на людях мы можем обращаться друг к другу более официально, в зависимости от компании и обстоятельств.

— Отлично придумано, милорд, — заметил Маккламфа с дурацкой ухмылкой.

Митчелл облокотился о каминную полку и театрально вздохнул.

— Беда в том, что в наше время титулованный лорд едва ли может рассчитывать на почтительное обращение, — объявил он, как бы ни к кому в отдельности не обращаясь. — То ли дело в старые добрые времена! Мне рассказывали, что тогда глава клана почитался не меньше, чем древние языческие короли Шотландии, и считался чуть ли не полубогом. Его слово было законом, неповиновение исключалось полностью.

— Вы правы, — сказала Тори, глядя на Маккламфу. — Я думаю, «приятель» — подходящее обращение.

Маккламфа громогласно расхохотался и хлопнул себя по коленке, чай в его чашке расплескался на блюдце.

Темные разлетающиеся брови Митчелла слегка изогнулись, а красивый рот растянулся в дразнящей улыбке: всем своим видом он давал понять Тори, что придал ее словам куда более интимный смысл, чем она в них вложила.

Теперь наступил ее черед покраснеть.

Ну и пусть, утешила себя Тори, розовый цвет ей к лицу.

— Вернемся к нашему делу, — направила она разговор в более официальное русло. — В кабинете, где мы сейчас сидим, Митчелл обнаружил портрет королевы Виктории.

Отличная детективная работа, посмеялась она про себя: портрет висел у всех перед глазами, и не заметить его было просто невозможно.

— Портрет королевы в молодости был приобретен на том самом аукционе, — подтвердила Элис.

Митчелл попросил слова.

— Я нашел еще небольшую бронзовую фигурку мифической крылатой богини. В семье ее называли просто «Вики».

Тори машинально потянулась за бисквитом, обдумывая сказанное.

— Если считать садовую статую, то это уже третья «Виктория».

— Да, третья, — кивнул Митчелл.

— Должны быть еще и другие «Виктории», — уныло пробормотала Тори, на лице ее ясно читалось разочарование. Так и не притронувшись к бисквиту, она положила его обратно на тарелку. — Но где?

Элис Фрэйзер поднялась со своего места, одернула жакет серого служебного костюма и деловым тоном внесла предложение:

— Может быть, нам с Йеном еще раз прочесать крыло принца Уэльского, а вам с Митчеллом заняться музеем охотничьих трофеев и библиотекой?

Предложение казалось разумным.

Таким же, как сама Элис.

— Давайте встретимся через два часа и обсудим наши находки, — предложила Тори и добавила: — Если, конечно, они будут.

— Хорошо, через два часа. — Элис сверилась со своими часами. — Значит, следующую рекогносцировку мы проведем ровно в шесть тридцать в библиотеке.

Чаепитие закончилось.

Но Тори заметила, как Митчелл напоследок схватил с тарелки еще одно шоколадное пирожное и, повернувшись ко всем спиной, засунул его в рот.

Тори распахнула огромные резные двери в самом конце длинного коридора, завела руку за угол и щелкнула выключателем. Одна за другой стали вспыхивать лампочки: сначала один ряд, потом другой.

Девушка вздрогнула. Во всяком случае, Митчеллу так показалось. Или привиделось. И, чтобы проверить себя, он спросил:

— Вы заметили, какой здесь холод?

— Нет. — Похоже, вопрос удивил ее, и она повернулась к нему. — А почему вы спросили?

Он пожал плечами:

— Мне показалось, что вы вздрогнули.

— Вам не показалось.

Он не решился спросить почему.

— Мне всегда было неприятно приходить в эту комнату, с самого детства, — сказала Тори, пропуская его в музей охотничьих трофеев.

Он огляделся: со всех сторон на него смотрели неподвижные мертвые глаза чучел животных.

— Прекрасно понимаю ваши чувства, — сказал он, взглянув на нее.

— Это место пугает меня.

Он засунул руки в карманы джинсов.

— Я бы не удивился, если бы вы сказали, что оно снилось вам в кошмарных снах.

— Снилось, и сколько раз.

Они остановились возле чучела застывшего в прыжке бенгальского тигра — вскинув огромную голову, он оскалил зубы, которые теперь пожелтели от времени, и выпустил острые, как бритва, когти. Но несмотря на угрожающую позу, глаза его были пусты и безжизненны.

Медная табличка внизу экспоната гласила, что тигр был убит в Восточной Индии в 1910 году Эндрю Стормом Вторым. Прапрадед Тори удачно поохотился.

На стене рядом с экспонатом висела увеличенная черно-белая фотография. На ней был запечатлен красивый юноша в охотничьем костюме. В одной руке он держал винтовку, в другой — шляпу; поставив ногу на свой трофей, юноша самодовольно улыбался.

— Я считаю эту комнату очень грустной и даже трагичной, — сказала Тори.

Митчелл прошел сквозь ряд чучел экзотических животных, сохраненных благодаря умению опытного таксидермиста. Некоторые животные были представлены целиком, от некоторых остались только голова или рога, а от какого-то несчастного слона — только ноги.

— Мне ненавистно все, что находится в этой комнате, — прошептала Тори у Митчелла за спиной.

— Странно, что вы до сих пор не избавились от всего этого, — сказал он, широким жестом обводя комнату.