Настоящее в будущем
Шрифт:
— Прости… — улыбнулась Белль сквозь слёзы, вновь недвусмысленно прижимаясь к нему. — Прости…
Когда-то давно он спросил Белль, что она чувствует, когда ложится в его постель, ожидая получить избитый ответ вроде счастья или любви, но получил другой. Белль сказала, что это просто нечто по-настоящему правильное и честное. И сейчас, накрывая её своим телом, он не мог не согласиться. Это было, наверное, единственным правильным и честным, что произошло между ними за последние несколько дней.
***
Реджина и Генри ехали из Ниагара-Фоллс в Поукипзи примерно семь часов,
— Я бы прогулялся, — улыбнулся Генри. — Не хочешь со мной?
— Я, пожалуй, пойду спать, Генри, — мягко отказалась Реджина. — Но спасибо.
— Всего восемь.
— Я хочу как следует отдохнуть, — отпиралась Реджина. — Приму ванну. А ты иди, но не забывай, что мы завтра рано выезжаем в Сторибрук.
— Ладно, — Генри обнял её, махнул рукой на прощание и побрёл вниз по подъездной дорожке в сторону Тилсон-авеню.
Внутри своего номера Реджина наткнулась на стопку свежих местных газет и мысленно вновь вернулась к Чарли. Как-то раз один журналист написал о них заметку, что очень смутило Реджину, но совсем не потому что она не хотела афишировать свою личную жизнь. Просто в заметке давалась довольно исчерпывающая информация о ней самой, а также в нежелательном ключе упоминался Сторибрук. Кучки проезжих зевак, которые бродят вокруг зачарованного города, — не самая желательная ситуация и головная боль для мэра. Она поделилась сомнениями с Чарли, думая, что тот не поймет её опасений, даже высмеет, но он сделал пару звонков, и тираж полностью отозвали, а также обязали все интернет-издания убрать конкретную заметку. Самое поразительное, что Чарли даже не стал спрашивать, почему это было так важно для неё.
— Ты даже не спросишь, зачем мне это? — спросила Реджина.
— Нет, — усмехнулся Чарли, обнимая её за талию. — Но надеюсь, что не из-за меня.
— Далеко не из-за тебя, — она ответила на объятия. — Просто не такой уж у меня и милый городок с исторической архитектурой и милыми жителями. Особенно жителями. Есть многое, что я не могу тебе рассказать, потому что это не только моя тайна.
— Ты полна тайн, — улыбнулся Чарли. — Но всё это не имеет значения для меня. Я люблю тебя, Реджина Миллс.
— Я тебя тоже, — ответила Реджина, которая избегала в признаниях слова на букву «л».
Чарли незримо присутствовал даже тогда, когда Реджина разделась и залезла в тёплую воду. Когда они вдвоём оставались в его доме, то бывало, что они целыми днями всё делали вместе, стараясь всегда находиться в одной комнате. Принимать ванну вместе было очень удобно и интимно, потому что можно было видеть друг друга без прикрас, без эффектов, создаваемых косметикой и одеждой, без безумия и ослепления страсти. Она невольно рассмеялась, вспомнив, как он, фыркая и отдуваясь, пытался убрать капельки воды с усов, и как она в свою очередь тянулась к ним руками, чтобы помочь, но он с улыбкой уклонялся, легко предугадывая её действия. Всё порой заканчивалось шутливой потасовкой
— Я больше не хочу думать о тебе, — сказала Реджина в пустоту, думая именно о нём. — Я должна тебя отпустить.
Одна робкая слеза скатилась вниз к подбородку и осталась высыхать там, нетронутая, недвижимая, а женщина, пустившая её, свернулась клубочком, обняла свои колени и попыталась заснуть. Пусть и не сразу, но ей это удалось.
Сначала снов не было — только белая пелена с яркими вспышками, а затем она попала в прекрасный яблоневый сад в цвету. Светило солнце, согревало своими лучами все живое, пение птиц раздавалось со всех сторон. Реджина прошлась по саду, поражаясь всему этому великолепию, а затем увидела лавочку в тени с резным орнаментом в виде львов. Она присела на неё, закрыла глаза и вздохнула полной грудью.
— Ты не должна ехать в Сторибрук, Реджина, — раздался рядом голос, который она не слышала уже семнадцать лет.
— Робин? — с болью и радостью Реджина повернула голову и увидела его, такого, каким его помнила. — Робин! Ох, Робин!
— Знаешь, я рад за тебя, — ласково улыбнулся Робин Гуд. — Ничего не говори.
— Где ты?
— Я нигде, — печально молвил Робин. — Я не существую, Реджина. Я живу только здесь, в твоих снах.
— Я до сих пор не могу тебя отпустить, — заплакала Реджина. — Я всё ещё тебя люблю. Я буду любить тебя вечно.
— Конечно, любишь, — Робин вытер её слёзы рукою. — Но уже не меня, Реджина, — лишь призрак, воспоминание. И ты знаешь, что я прав. Твоё счастье не во мне, а в тебе самой. Так дай ему шанс!
— Я стараюсь, — заверила Реджина. — Я правда стараюсь!
— Не возвращайся в Сторибрук, — серьёзно предупредил Робин. — Если ты туда поедешь, то можешь больше никогда не вернуться. А теперь мне пора.
Робин легко поцеловал её в губы.
— Стой! — останавливала любимого Реджина. — Не уходи! Побудь со мной ещё.
— Хорошо, — согласился Робин, придвинулся к ней поближе и указал на малиновку, севшую на землю прямо перед ними. — Смотри, какая красивая малиновка.
Реджина рассеянно посмотрела на маленькую птичку, на буро-зелёные крылышки и спинку, на багряную грудку, красиво переливающуюся на солнце, а затем снова повернулась к Робину, желая что-то сказать ему, но он исчез, и сколько бы она ни звала и ни искала его, не появлялся, не давал ответа.
***
Белль никак не хотела засыпать, реагируя на каждое его движение.
— Спи, любовь моя, — убеждал Голд, ласково поглаживая её по голове. — Тебе это необходимо. Не бойся плохих снов. Это всего лишь сны. Они нереальны.
— Я боюсь не снов, — измученно и сонно сопротивлялась Белль. — Я боюсь, что когда проснусь, тебя не будет. Что ты исчезнешь.
— Я не исчезну, — с улыбкой говорил Голд. — И даже если ты не найдёшь меня рядом, то помни, что я где-то есть и скоро вернусь.
Медленно, не смея больше противиться неизбежному, Белль заснула. Он некоторое время провёл с ней, оберегая её сон, но было дело, которое не терпело отлагательств.