Настоящие
Шрифт:
Маленькая сцена в углу.
Похоже, клуб был действительно популярен. Свободные места виднелись только у барной стойки. Радал прошёл туда и уселся на высокое сиденье.
— Добрый вечер, — сказал ему бармен, молодой черноволосый парень в светлой рубашке. — Что будете пить? Пиво, стаут?
— Простите, а сок у вас есть? — вежливо спросил Радал.
— Конечно, — кивнул бармен. — Какой предпочитаете? Радал на секунду задумался.
— Брусничный. Ну или из смородины. — Эти соки нравились ему больше всего, в интернате их давали часто.
Бармен посмотрел на Радала с уважением. Через минуту перед ним в высоком стакане красовалось заказанное.
У напитка оказался непривычный вкус, он был
В столешницу барной стойки были вплавлены чёрно-белые фотографии. Радал пригляделся. На снимках угадывались улицы этого самого района, наверное, таким он был когда-то, до реконструкций; драки какие-то непонятные, лица… Он заметил, что на многих фотографиях был один и тот же человек — парень с длинными чёрными волосами, кажется, почти ровесник Радала; довольно красивое лицо, только необычное, слишком тонкое по сравнению с лицами большинства эвенцев. На паре снимков этот парнишка был на сцене во время какого-то шоу, а ещё на одном — рядом с Клео (рослому блонди по плечо), причём вид у обоих был совершенно счастливый.
Клео! Это уже интересно.
— Скажите, а что это за человек? — спросил Радал, указав на одно из бесчисленных изображений длинноволосого парня.
Бармен открыл было рот, чтобы ответить, но тут раздался звук гитары. Живой, не запись. Радал обернулся и увидел, что свет в зале приглушён, остался только на маленькой сцене. Человек, вышедший на сцену, на музыканта похож не был. Кажется, это был один из посетителей и по виду явно не артист. Может, у них так заведено, чтобы каждый по желанию мог что-то сыграть? Впрочем, играл парень неплохо, люди в зале отвлеклись от выпивки и слушали.
Мелодия была простой, грустной и плавной, совсем не похожей на музыку, кричавшую в центре города.
Вокруг неустойчивойТонкой свечиЗа шатким столом в ночиМозаику из осколков душиПытались сложить с тобой.Движения рук, движения глазНеспешны, как под водой.Наверх никто не рвётся из нас,Ни первый и ни второй.А там, наверху, каждый день и час —Прибой.Эй, как там у вас?Не хотите к намПрийти и изведать тьму?Ведь только здесь,Здесь и сейчасПроверено, что к чему.У вас, наверху, законы просты,Вам ясно, где свет и тьма…У нас за столом такие, как вы,Сходили тотчас с ума!Иль тупо, молча,Уставившись в пол,В стремлении не понятьВсплывали обратно,К себе, наверх,Ушедшего дня искать…Четыре аккорда, Слова просты— Без смысла И без души…А что посложней —Не прорвётся вверх,Пиши или не пиши.Вокруг неустойчивой,Тонкой свечиСияющий ореолМетаний и слёзНастоящей души,СпасательныйНарод в зале зааплодировал. Парень раскланялся и покинул сцену, подошёл к стойке, передал свою гитару бармену. Тот кивнул, убрал её, а певец взгромоздился на стул рядом с Радалом, не обратив, впрочем, на него внимания.
— Налей стаута, Дин, — попросил он у бармена. — Двойную порцию. Устал сегодня… Как я спел, нормально? — спросил он в пространство, когда перед ним оказался большой стакан с прозрачной пенной жидкостью.
— Ты сегодня в ударе, — меланхолично покачал головой бармен. — Смотри не напивайся только. А то как в прошлый раз…
— Да уж, — усмехнулся тот, — ничего, у меня завтра весь день свободен.
Бармен отошёл в сторону, вытащил шейкер и принялся колдовать над каким-то мудрёным коктейлем. Радал кашлянул, певец повернул к нему голову.
— Чья это песня? — спросил Радал. — Ваша? Певец посмотрел на него сквозь стакан.
— Нарелинова, из старых, — ответил тот и сделал большой глоток шипящего напитка. Вблизи было видно, что певец не такой уж молодой, каким показался на первый взгляд в мягком свете сцены. Черноволосый, как многие здесь, а лицо простое, с резкими чертами. И одет неприметно, в простую серую куртку и штаны.
— А кто он такой? — Радал почувствовал, что делает что-то не то, но ему было слишком интересно.
— Нарелин-то? Был у нас один такой… — ответил певец. — Вы что, внешник, да?
Радал кивнул.
— Только сегодня приехал, — подтвердил он.
— Понятно. — Парень оглядел Радала внимательно. — С Терры, да?
— Не совсем… Но в общем да. — Радал отпил из своего бокала псевдосока. — Я там последние три года прожил. А как вы угадали?
— У вас рубашка из натурального материала, — пояснил парень, — и сок в стакане дорогой, наши стаут пьют обычно, а федералы — пиво. — Он вздохнул и грустно сообщил бармену: — Вот так вот. Они там про Лина уже и не знают. А ведь как в своё время орали…
— Я тебе всегда говорил, — флегматично откликнулся бармен, — что федералы плевать на Эвен хотели, у них своих звёзд хватает, чтобы помнить дохлого пета с задворков Галактики.
Знакомое имя неприятно резануло — Радал тут же вспомнил другого Лина, Сэфес. Рыжего. И с трудом справился с волной ненависти, толкнувшей его изнутри.
— А почему помнить? — поинтересовался он.
— Ну как — почему? — удивился бармен. — Потому, что он уже давно на том свете, разумеется.
— Он погиб? — спросил Радал. Ему уже хотелось встать и поскорее отсюда уйти. Казалось, что печальные глаза следили за ним не отрываясь со всех фотографий в зале.
— В некотором роде, — сказал черноволосый парень. — Он был казнён. Поднял бунт, бунт подавили, а его, как главаря, приговорили к высшей мере, и многих с ним тоже. Как раз когда Рауль Консулом стал, давно уже.
— Что? — на секунду не понял Радал. — Когда?..
— Давно, — повторил черноволосый — Пятнадцать лет назад. Нарелин Эльве. У них здесь, в этом баре, как раз типа штаб был во время бунта. Сейчас-то всё переделали, а я помню, как раньше было…
— А кто приказал его убить? — медленно спросил Радал.
— По приговору суда, — пожал плечами бармен. — А уж кто там на самом деле решение принимал, о том вслух не говорят. То ли Одисон, Председатель тогдашний, то ли наш Рауль, а скорее, сообща договорились… что им цацкаться с бунтовщиками?
— Понятно. — Радал поёжился. — Жалко. Красивая песня…
— Это ещё что, — оживился черноволосый. — У него много записей есть. Он же звезда был какое-то время, раскрутили… этот, Клео Найрэ, он же был его партнёр. И ведь мог бы спасти, а наоборот, против него в суде выступал… Скотина.