Настоящий джентльмен

Аллен Дэнис

– Прошу вас, проходите, милорд, – произнес дворецкий с низким поклоном. – Можете подождать в гостиной, пока я доложу госпоже о вашем визите.

Джулиан вошел в дом, проследовал за лакеем в убранную со вкусом гостиную и сел на диван. Долго ждать не пришлось. Дверь открылась, и он поднялся навстречу стройной женщине с тонкими чертами лица в элегантном небесно-голубом пеньюаре. Золотистые волосы были распущены, свидетельствуя о том, что она отдыхала или только что поднялась с постели. При виде ее Джулиана охватило необъяснимое волнение. Поразительного внешнего сходства между Сэм и этой женщиной

не было, но их объединяли присущая обеим грациозность и характерный душевный настрой.

– Лорд Серлинг. – Она протянула маркизу изящную руку.

– Мадам Дюбуа. – Взяв ее руку, лорд поклонился. – Как любезно с вашей стороны согласиться меня принять. Прошу прощения, что нарушил ваш отдых. Вы сегодня вечером играете?

– Да, в «Клеопатре, царице Нила». – Женевьев Дюбуа с любопытством разглядывала гостя. – Мне казалось, вы должны это знать. Ведь вам известно обо мне все. – Женщина предложила ему сесть и опустилась в кресло напротив.

– Не ожидал столь радушного приема после ваших записок.

Хозяйка дома натянуто улыбнулась и отвела взгляд.

– Вы должны понять, что я хотела отвлечь вас от правды. Я не считаю себя жестокой или склонной к угрозам и тому подобным вещам, но мне хотелось предупредить вас, запугать, если угодно, лишь бы вы отстали от сэра Хэмфриса. Я опасалась, что он вспомнит мой роман с Саймоном Дарлингтоном, почти двадцатилетней давности. Старый сплетник, похоже, помнит все, даже мою любовную связь. Тогда я делала в театре первые шаги. Он входил в труппу «Друри-лейн», я тоже. Он увлекался балеринами и актрисами. – По выражению ее глаз Джулиан видел, как тяжело дается ей этот разговор, но держалась она спокойно.

– Откуда вы узнали, что я виделся с сэром Хэмфрисом? – спросил Джулиан. – Он клялся мне сохранить это в тайне, и я поверил.

– Любовница для мужчины – не посторонний человек, – пояснила Женевьев, и горькая улыбка тронула уголки ее губ. – Постель обычно развязывает языки.

– Вы хотите сказать… – начал было Джулиан.

– Нет, я не сплю с сэром Хэмфрисом, – развеяла его подозрения женщина. – Я вообще никогда не была ничьей содержанкой.

Так вот почему она жила так скромно.

– Естественно, у меня были и есть любовники, – продолжала Женевьев, – они делают мне дорогие подарки – драгоценности, наряды… но я никогда ни от кого не зависела.

– Меня, безусловно, интересует ваша прошлая личная жизнь, – вежливо заметил Джулиан, – ваше настоящее меня не касается.

– Я не проститутка, – актриса искоса на него взглянула, – и хочу, чтобы это знали. – Женевьев устало вздохнула и продолжила: – Я знаю женщину, которой в настоящее время покровительствует сэр Хэмфрис… это Салли Маккуин.

– Так это она сообщила вам о моих визитах к сэру Хэмфрису и наших с ним разговорах?

– Да. Мы с Салли близкие подруги. Она единственная знала о… о ребенке. Все… кроме сэра Хэмфриса, конечно, давно забыли, что в начале карьеры мне пришлось на несколько месяцев исчезнуть со сцены, чтобы родить. – Она отвернулась и задумчиво уставилась в окно, за которым прыгала малиновка. – Но моя дочь уже давно не ребенок. Я иногда встречаю ее в городе. Она прелестна, хотя имеет сходство с негодяем отцом. Я была потрясена, узнав, что моя девочка жива.

– Вы

в этом сомневались? Почему? – удивился Джулиан.

Женевьев тяжело вздохнула. В этот момент она показалась Джулиану гораздо старше, чем выглядела на сцене.

– По настоянию Саймона во второй половине беременности я переехала в деревню. Только на этих условиях он согласился поддерживать меня материально. А поскольку работать я не могла… – Женевьев замолчала.

– Продолжайте, – попросил Джулиан.

– Я родила Саманту в маленьком домике в западном Суссексе. Роды были трудными, и, чтобы облегчить мои страдания, мне дали настойку опия. Очнулась я много часов спустя, повитухи уже не было, ребенка тоже. – Она снова умолкла и закрыла ладонью глаза. – Саймон сказал, что ребенок умер, – продолжала она дрожащим голосом, – и он его похоронил, чтобы избавить меня от страданий.

Женевьев в волнении принялась мерить шагами комнату.

– Слава Богу, он не убил девочку, – мрачно добавила она.

Джулиан хранил молчание, ожидая, когда женщина успокоится. Овладев собой, Женевьев вернулась на свое место.

– Вернувшись в Лондон, я его больше не видела. Но к этому времени совершенно к нему охладела. И была рада, что он исчез из моей жизни.

– Как вы познакомились с отцом Саманты? – спросил маркиз.

Ее лицо озарила грустная улыбка.

– Впервые я увидела Саймона Дарлингтона, когда приехала в Лондон из Йоркшира. Тогда я была почти ребенком, начинающей актрисочкой… очень наивной, а Саймон – богатым помещиком, имевшим в городе свой бизнес. Наш роман длился около двух лет. Когда он приезжал в город, мы все ночи проводили вместе. Он учил меня правильной речи, чтобы не было проблем с получением ролей. Я считала его самым лучшим человеком на свете.

Женщина вздохнула.

– Я была уверена, что он женится на мне. Но когда сказала, что жду ребенка, он сообщил мне, что женат. Для меня это было настоящим ударом. Я поняла, что все это время он мне лгал.

– Он лгал не только вам, – заверил ее Джулиан. – Жене он рассказал, что вы титулованная особа из высшего света.

– Это на него похоже, – заметила Женевьев с отвращением.

– Сэм, то есть Саманта, считала, что ее мать умерла. Умерла во время родов. Но из недавно обнаруженного дневника миссис Дарлингтон нам стало известно, что мать Сэм – знатная дама и что она жива. Я опасался по ошибке выдать Саманту замуж за ее единоутробного брата и счел необходимым разыскать вас. К счастью, Хэмфрис все вспомнил и назвал мне ваше имя.

Женевьев кивнула и наклонила голову набок.

– Скажите, – спросила она прищурившись, – какое отношение имеете вы к Саманте? Сэр Хэмфрис рассказал Салли далеко не все. Мне хотелось бы знать побольше.

«Как любой матери на вашем месте», – подумал Джулиан. Видимо, ей показалось, что его намерения не совсем чисты. Иногда ему самому так казалось.

Коротко, не вдаваясь в подробности, не распространяясь о переживаниях Сэм, фактически приговоренной к заточению на острове Торни, маркиз поведал Женевьев историю ее дочери. Она слушала молча, но на ее красивом, выразительном лице отражались испытываемые ею эмоции: сострадание к Сэм, ненависть к Саймону, скептицизм и сожаление.