Шрифт:
1
В Марину Соколову были влюблены если не половина парней на курсе, то треть – точно. И Артур Астахов не стал исключением. Да как тут станешь, когда она так прекрасна?
Её смех красивее самой дивной мелодии, её походка – воплощение природной грации, её тёмные глаза – утонуть можно. Когда она взмахивала длиннющими ресницами, у бедного Артура останавливалось сердце. Богиня!
Это удивительно, но ничуть, ни на йоту, не портили её умопомрачительную красоту и женственность ни короткая стрижка под хулиганистого мальчишку,
Но иногда он всё же представлял её в коротеньком белом сарафане, таком, на тонких бретельках (в рекламе видел) и изящных босоножках. И чтобы она шла к нему навстречу, и лёгкий ветер развевал подол, чуть обнажая стройные ноги.
От этих фантазий Артур буквально выпадал из реальности, в которой, увы, ему ничего не светило. Причин тому несколько, но главная: она его не воспринимала всерьёз.
Нет, сначала Соколова его просто не замечала, целых два года в упор не видела, а потом…
Уж лучше бы не было этого потом. Когда она его не замечала, хоть надежда была…
2
Впервые Артур увидел Соколову два года назад, в октябре, на посвящении в студенты.
И впервые же тогда возблагодарил мать, которая волевым решением сунула его в этот вуз на факультет иностранных языков.
Английский он знал неплохо в рамках школьной программы, но связывать с ним жизнь не хотел.
Однако мать, будучи директором огромного комбината, привыкла командовать везде и всюду. К тому же за образование платила она. А тут уж, по её словам, кто платит, тот и песни заказывает.
Артур вяло потрепыхался, но подчинился. Что ещё оставалось?
На посвящение он тогда даже идти не хотел. Думал – что он там забыл? Ну, вручат им студенческие билеты, ну речь декан толкнёт торжественную, а потом ведь детский сад начнётся. Все эти концерты самодеятельные, дурацкие конкурсы, глупые шутки… – ну кому это интересно?
Так что намеревался получить свою корочку и незаметно слинять.
Посвящение проходило в актовом зале, ради этого дела даже пары отменили. Всех первокурсников рассадили на первых рядах и вызывали на сцену по группам. Хоботов, декан, раскатистым басом приглашал:
– Сто первая… сто вторая… сто третья…
Вот тогда, когда дюжина студенток из сто третьей группы, взошли на сцену, Артур и увидел Марину.
Она в те дни ещё носила косички чуть ниже плеч, а по случаю надела и юбку, строгую, прямую, как у учительницы. Зато блузка – нежно-розовая с рукавами-фонариками – сводила эту строгость на нет. Да ещё и две косички, которые забавно подпрыгивали, когда она поворачивала голову.
Её одногруппницы и одногруппники неуклюже и застенчиво топтались на сцене, а Марина держалась настолько естественно, будто сцена – её дом родной.
Сам он, когда Хоботов пригласил его, сто девятую группу, шёл с трудом, точно ноги стали вдруг ватными.
А после вручения остался и на концерт, и на конкурсы, и с удовольствием сидел бы дальше, да всё закончилось и все разошлись.
Вот с того дня
3
На первом и втором курсе они с Соколовой учились в разных группах, но зато на одном потоке. Поэтому иногда встречались на лекциях. Ну и конечно, между парами – в холле, в коридорах, на лестнице, в столовой. И каждая мимолётная встреча для Артура становилась праздником.
Расписание её группы Артур знал лучше, чем собственное. Иногда даже путался и забредал к ним в аудиторию. Во всяком случае, минимум дважды так было, и оба раза он столбенел на пороге, пытаясь сообразить, что не так. И соображал с трудом, потому что при ней почему-то сразу ужасно глупел и цепенел.
Но зато те дни, когда выпадали совместные лекции, Артур любил всей душой. Посещал их прилежно, ни одной за два года не пропустил.
Правда слова преподавателя едва воспринимал. Никак не получалось у него обращать внимание на что-то ещё, когда в поле зрения находилась Марина. Все органы чувств обострялись моментально до предела, но реагировали только на неё. Вот она повернулась, вот что-то шепнула на ухо одногруппнице, вот улыбнулась…
Если бы он умел слагать стихи, он бы посвятил ей целую поэму, если бы природа наградила его музыкальными способностями, он бы сочинил чудесную песню, если бы умел писать портреты, запечатлел бы её тонкий профиль на холсте и любовался бы, и любовался… Но, увы, таких талантов у Артура Астахова не имелось.
Два года он безмолвно любил Соколову, не решаясь подойти к ней даже мысленно. Потому что такие, как она, таких, как он, увы, не замечают. Она красивая, яркая, необыкновенная и немножко дерзкая, а он – даже сказать особо нечего. Просто парень, просто студент.
Хотя, справедливости ради, он вовсе не урод. А некоторые назвали бы его очень даже симпатичным. Но, во-первых, красота не главное достоинство настоящего мужчины.
А, во-вторых, его красота была совсем не такая, какая обычно привлекает женщин. Тонкие черты, светлые кудри, небесная лазурь в глазах. И весь он элегантный, утончённый, изящный, точно принц эльфов. Одногруппницы ласково звали его Артурчиком, опекали, даже любили, но не так, не страстно, а как младшего брата.
Хотя «так» ему и не надо было. «Так» он хотел только с Мариной. Но она была недосягаема.
Дважды недосягаема. Потому что помимо всего прочего, Марину почти постоянно сопровождал её брат. А вот уж с кем- с кем, но с Андреем Соколовым никто связываться не хотел. Высоченный, здоровый, косая сажень в плечах, он любого мог в бараний рог согнуть. И особенно сурово он оберегал свою сестру.
Был случай, когда он одного чересчур назойливого её поклонника отправил в нокаут. Правда и сам потом чуть не вылетел из института. Родители поклонника даже грозились тюрьмой.
Но подключился декан Хоботов: Соколова нельзя отчислять, он идёт на красный диплом, он учится по направлению от государства как сирота, да, он, в конце концов, и есть круглый сирота.