Настроение – Песец
Шрифт:
— Позвольте, — возмутилась Беспалова, — Николай не являлся усыновленным ребенком. Его родители преступным образом выдали того за сына князя Шелагина, а он в благодарность пытался убить всю семью.
— То есть вы опять хотите обвинить Живетьевых? Шелагины в большей степени ответственны за воспитания мальчика. Хотел их убить — значит, было за что, — уперся император. — С таким потребительским отношением к детям нас ждет несчастливое будущее.
В этом с императором князья соглашаться не торопились. Наверное, каждый представил себя на месте Шелагина
— Николай пытался нас убить и по дороге в Дальград, — довольно мирно сказал Шелагин. — Нам удалось записать еще одно видео с ним в главной роли. Думаю, вам будет особенно интересно.
— По-вашему, мы собираемся на Совет, исключительно чтобы посмотреть ваши видео? Вы уверены, Павел Тимофеевич, что мы должны развлекаться, а не работать? Государственные дела требуют нашего внимания. А нам приходится тратить время на разбор ваших внутренних дрязг с Живетьевыми. Примиритесь уже с ними, и закончим на этом.
Пристрастность императора ни у кого не вызывала сомнения, поэтому пару голосов в поддержку Шелагина раздались. Редкие и совсем слабые. Павлу Тимофеевичу это оказалось достаточно, чтобы включить следующее видео, где Николай, брызгая слюной, вопил:
— Потому что княжество должно быть моим! Я законный наследник! Почему я должен уступать свое место какому-то ублюдку? А так все прекрасно получилось бы: авиакатастрофа с единственным выжившим. Уверен, император не стал бы особо углубляться в расследование, спустил бы всё на тормозах. Он уважает Арину Ивановну и не будет против нее действовать. Да он вообще у нее с руки ест, она сама так говорила. Что проведем идиота, он и не заметит, как останется не только без моего княжества, но и без власти в стране.
— Ребенок просто не в себе, — нервно сказал император. — Вообще, в его возрасте допрос под зельями незаконен.
Он замолчал, потому что речь зашла о реликвиях и все в зале услышали:
— С реликвией княжеской что собирались делать? Она тебя не приняла бы.
— Арина Ивановна ее перенастроила бы без проблем. Она любую реликвию может перенастроить.
После этих слов в зале воцарилась тишина, в которой слова Шелагина прозвучали особенно веско:
— Встает вопрос, Константин Николаевич, вам ли подчиняется ваша реликвия и не влияют ли целители на вас своими отнюдь не безобидными методиками.
— А почему у вас не встает вопрос, кому подчиняется ваша реликвия? — сварливо спросил император, еще не сообразивший в какую задницу попал.
— Потому что к моей реликвии Живетьевым доступа не было, — уверенно ответил Шелагин. — А вот к вашей… Я очень сомневаюсь, Константин Николаевич, что вы не подвергались воздействию со стороны Арины Ивановны.
— Что за чушь? — возмутился император.
— Если это чушь, то вам не составит труда показать, что именно вы управляете реликвией, доверенной предками.
— Разумеется, — бросил император. — Хотите проверить в схватке?
Шелагин сделал совсем
— Если вы настаиваете, Константин Николаевич.
— Настаиваю. Любое недоверие для меня оскорбительно, — заявил император и наверняка наконец обратился к реликвии, потому что следующие его слова прозвучали не столь уверенно: — Впрочем, убивать вас только за то, что вы беспокоитесь о государстве, не буду. На этом заседание считаю закрытым.
— Что?! — раздались удивленные голоса с мест, но император их не слушал. Судя по Метке, он торопливо перемещался к сокровищнице.
— Кто-нибудь мне может объяснить, что произошло? — спросил Прохоров.
— Похоже, Павел Тимофеевич оказался прав с реликвией, — ответил ему незнакомый голос. — Если бы реликвия императору отвечала, то мы сейчас наблюдали бы поединок с вполне определенным исходом.
— Как это может быть, что реликвия вдруг перестала отвечать императору? — удивился Прохоров.
— Кажется, об этом нужно спрашивать Живетьевых.
Князья заговорили все сразу, придя в ужас от предположения, что их могут лишить основы власти — управления реликвиями.
Император двигался очень быстро. Кажется, он вообще бежал, чтобы проверить возникшее у него ужасное подозрение. Наконец его метка совместилась с Маяком сокровищницы и император простонал:
— Сука, старая сука… Что же теперь делать?
— Но если императорская реликвия подчиняется Живетьевым, — тем временем в зале заседаний продолжалось обсуждение, — что же тогда у нас с верховной властью? Неужели мы должны будем подчиниться роду целителей только потому, что они обошли защиту реликвий?
— Что за чушь?
— Чушь не чушь, а императорская реликвия — основа нашей сети, — напомнил тот же голос.
— Это только предположение. Нужно потребовать, чтобы император продемонстрировал реликвию. И то, что она подчиняется ему, а не Живетьевым, — потребовал кто-то. — Нам не нужна Арина Ивановна над нами.
Понеслась ругань, поскольку неожиданно зашла речь о выборе нового императора, причем цесаревича в этой роли почти никто из присутствующих не видел, только себя, будучи уверенным, что уж ему главная реликвия точно подчинится.
— Господа, а вы не торопитесь? — спросил Шелагин. — Вы уверены, что император покинул нас именно по этой причине, а не по какой другой?
Император, судя по его злым возгласам, пытался дозвониться до Живетьевой, которая явно была без сознания, поэтому не отвечала. Император окончательно распсиховался, но в этот раз не потребовал доставить старушку перед свои очи, а рванул к ней сам, справедливо решив, что так получится переговорить быстрее.
Я предложил Шелагину-младшему поехать за императорской машиной, тем более что хотелось посмотреть на последствия живетьевского самоподрыва. Опять же появилась надежда прекратить мучения пострадавшей единственным доступным мне способом. Может, в том состоянии, в котором она сейчас, голова отпилится подручными средствами так, что все решат: это последствия взрыва.