Наступление бури

Кейн Рейчел

А потом все кончилось, и я ощутила пустоту, такую пустоту.

Из пены прибоя вышел некто, нагой, золотистый, прекрасный, но он не был уже Дэвидом, моим Дэвидом, ибо стал чем-то большим.

В эфире он представал слепяще-белой звездой, с которой было связано все, абсолютно все. Каждый джинн, каждый Хранитель. Сеть замкнулась и наполнилась мощным, интенсивным гулом силы.

Джонатан умер.

И Дэвид оказался в центре всего, заняв его место.

Зашатавшись, он упал в воду, и Ашан с Рэйчел бросились вперед, подхватили его под руки и потащили

на берег. Я поднялась на ноги, однако к ним не двинулась, ибо внутренний голос сказал мне… что это неправильно. Больше нельзя.

Когда Дэвид встал, он уже был одет, держался твердо и выглядел как всегда. Внешне. Но внутри произошли колоссальные перемены.

Когда он взглянул на меня, я увидела в его глазах вечность. Они были черны, в них клубились галактики и пульсировала энергия.

Дэвид подошел, склонился ко мне, но не прикоснулся, если не считать силы его чувств.

— Мне жаль, — мягко промолвил Дэвид. — Мне так жаль, Джо. Мне бы хотелось, чтобы все было иначе.

Все джинны обернулись ко мне, и я ощутила на себе силу их взглядов. Всех этих нечеловеческих глаз. Всю эту силу, вновь оказавшуюся в их руках.

Что-то было совсем, совсем не так.

И снова ко мне пришел тот же шепот, доносившийся с уровня, который я не могла не слышать, не постигать, только чувствовать.

Дэвид протянул руку, но она остановилась в нескольких дюймах от моей кожи. Истинное расстояние между нами было огромным, пропасть, которую ни один из нас не мог преодолеть.

— Передай Хранителям, что они не могут более владеть джиннами. Это соглашение умерло вместе с Джонатаном. Мир стал другим.

Я тяжело сглотнула, ощущая изменения в эфире: серебристую вибрацию, становившуюся все сильнее. Словно медленное биение колоссального сердца.

— Что происходит?

Он поднял взгляд, словно мог видеть то, что я лишь чувствовала.

— Она пробуждается.

— Кто пробуждается?

Его черные глаза опустились и снова встретились с моими.

— Мать. Наша Мать. Твоя Мать.

Земля.

— Это… — Мне было просто страшно спрашивать… — Это ведь не слишком хорошо, да?

— Для тебя да, — ответил он. — Мне очень жаль. Я люблю тебя, но защитить не могу. От нее, нет, не могу.

Что-то в этом шепоте изменилось. Словно серебряная пульсация подернулась красной ниточкой гнева.

Глаза Дэвида сделались из черных малиновыми, потом почернели снова.

У Рэйчел тоже.

И у Ашана.

— Тебе необходимо передать Хранителям, — продолжил Дэвид. — Необходимо сказать им, что она спит, но сон кончается. И она будет…

Его глаза налились алым пламенем.

— …в гневе, — сказал он. — Она уже гневается, даже во сне. У нас нет выбора. Мы уже принадлежим ей.

Я отпрянула. Он не напал на меня, нет, вообще не шелохнулся. Как и никто из них, но я чувствовала ускоряющуюся пульсацию исходящей от них угрозы.

— Беги, — тихо произнес Дэвид. — Скажи Хранителям. Скажи, что им необходимо остановить ее. Остановить нас, пока еще не слишком поздно.

Пока она еще не совсем проснулась.

— Как?

У меня не было ни малейшего, решительно ни малейшего представления о том, как любая группа Хранителей, сколь угодно сильных, может начать войну с джиннами, не говоря уж о противостоянии Матери-Земле. Это было просто… невозможно.

— Дэвид! Как?

— БЕГИ! — закричал он.

Его самоконтроль со звуком бьющегося хрусталя разлетелся вдребезги, и я отшатнулась от того, что узрела в его глазах.

Чья-то рука сомкнулась на моем предплечье и потянула. Она принадлежала не Дэвиду. Не Ашану. Не Рэйчел. Незнакомая рука.

Принадлежавшая джинну. В облике девушки с блестящими темными волосами, ниспадавшими волнами до талии, золотистой кожей и глазами, сиявшими, словно два солнца.

— Кончай таращиться и беги! — крикнула она и потащила, затолкнула меня в тачку, запрыгнула в пассажирскую дверь и заорала Черис: — ГОНИ!

Черис непонимающе уставилась на нее, и она жестом указала на педаль газа.

Мы рванули с места с нечеловеческой скоростью, оставляя позади обглоданное бурей побережье и остальных джиннов.

Дэвид среди преследователей оказался к нам ближе всех. Я обернулась и увидела на дороге его стремительно удаляющуюся высокую фигуру в развевающемся на ветру пальто.

— Ты в порядке? — спросила меня черноволосая спасительница, и я заморгала. Она казалась знакомой, но мне никак не удавалось сообразить, чем именно. — Эй, ты меня слышишь? Ты в порядке?

Я совсем уж было открыла рот для утвердительного ответа, но тут на задворках моего сознания что-то случилось. Меня осенило, хотя в это невозможно было поверить.

Должно быть, она увидела это в моих глазах, понимание и страх, потому что улыбнулась, а уж стоило мне увидеть ее улыбку, все обрело слепящую ясность.

То была улыбка Дэвида.

На моем лице.

Это была моя дочь.

— Имара, — вымолвила я. Она сжала мою руку. Ее кожа была гладкой, горячей и реальной.

— Ох, господи… да как же…

— Джонатан… — пояснила она, и ее улыбка сделалась печальной. — Джинны рождаются только из смерти, он же говорил тебе.

Я вспомнила, как он забрал из меня искорку жизни и удалился. Уже тогда зная, что намеревается сделать. Умереть. Передать свою силу Дэвиду. И дать жизнь его ребенку.

У меня имелось дитя. И пусть это богиня-амазонка в шесть футов ростом в безупречно пошитом черном одеянии, она все равно была моей дочерью. И отличалась от других джиннов. Она не являлась невольницей Земли, во всяком случае, в той мере, как остальные. Она сохранила способность думать самостоятельно, действовать самостоятельно. В том числе и против них.

И это Джонатан, надо думать, тоже предвидел: возможно, то был его способ принести извинения.

— Джо, — промолвила, сглотнув, Черис. — Вы тут что, все, типа, инопланетяне? В том смысле, что ты прилетела из космоса, тебе тысяча лет и ты собираешься захватить планету? Это вторжение?